Виктор Василенко размышляет над тем, насколько соответствует истине утверждение Андрея Тарковского, что он остался советским художником
Виктор ВАСИЛЕНКО
Белгород
4 апреля выдающемуся кинорежиссёру Андрею Тарковскому исполнилось бы 84 года. О нём написано много статей и книг, много посвящено телепередач. Однако есть вопрос, который и сегодня остаётся практически неисследованным: художник и советская система. Демпропаганда, «приватизировавшаяся» мастера, вместо серьёзного рассмотрения этого вопроса, стремится создать образ творца, инородного этой системе, противостоявшего ей и отторгнутого ею. Полное молчание в левом лагере воспринимается как согласие с такой оценкой.
В пользу подобной версии свидетельствуют и многие факты, лежащие на поверхности (и которые как раз с упоением расписывают «демократы»). Фильмы Тарковского, бывало, дискриминировались при тиражировании, их игнорировали Всесоюзные киносмотры. Режиссёру не дали возможности создать свою мастерскую во ВГИКе. Как рассказывал писатель Аркадий Стругацкий, одновременно с материалом «Сталкера» погиб и материал «Сибириады» Кончаловского. Кончаловскому выделили дополнительные средства и плёнку – Тарковскому отказали в этом («Экран,89», М., «Искусство», стр. 85). Доходило до мелочных уколов – вроде того, что журнал «Искусство кино», регулярно поздравлявший кинематографистов с юбилеями, «забыл» о 50-летии Тарковского… Работают на версию демпропаганды и некоторые нелестные высказывания по адресу социализма самого Тарковского, сделанные в годы эмиграции.
Но с другой стороны, в сугубо частном письме отцу, посланном уже из-за рубежа, Андрей Арсеньевич написал: «Я же, как остался советским художником, так и буду им» («Экран, 89», М., «Искусство», стр.92).
Думается, чтобы объективно разобраться в этом вопросе, надо рассматривать не взаимоотношения художника с чиновниками, а взаимосвязь исповедуемых им и воплощаемых в фильмах принципов и ориентиров бытия с идеологическими устоями советской социалистической системы.
Высшей ценностью бытия Тарковский считал духовность. И при этом, уже живя в эмиграции, не раз отмечал, что в советском обществе сохраняются духовные связи между людьми, а на Западе он испытывает ощущение духовной пустыни, что искусство, которое должно исполнять задачу восстановления духовности, там тоже превратилось в обыкновенный товар. Андрей Арсеньевич на встрече с английскими любителями кино назвал духовное вырождение свободного и демократического Запада парадоксом. Но такое определение (как и некоторые нелестные замечания о социализме как общественной системе) свидетельствуют, главным образом, о крайне примитивном уровне преподавания общественных дисциплин во ВГИКе. Потому что почувствованное художником различие духовной атмосферы советского общества и западного – как раз закономерное следствие различия их социально-экономических систем.
«Демократы» вспоминают дипломную картину Тарковского «Каток и скрипка» преимущественно в связи с тем, что присутствовавшие на её обсуждении кинематографические чиновники и партийные работники учинили ей разнос. Но о чём говорит в этом фильме режиссёр?
Фильм рассказывает о взаимном духовном обогащении рабочего и мальчика-скрипача. Рабочий открывает мальчику красоту и духовную сущность труда, а юный музыкант помогает рабочему ощутить огромное духовное значение художественной культуры. В таком наполнении фильма был как раз воплощён дух советского социализма. На Западе создано множество прекрасных картин, но с подобным духовным содержанием их не было и не может быть в принципе.
Ведь формирование в сознании людей одухотворённого отношения к труду и выработка потребности в приобщении к духовным богатствам художественной культуры – важнейшие задачи строительства коммунизма. И фильм Тарковского, в сущности, был прямым вкладом в это строительство.
Рамки небольшой статьи не позволяют подробно анализировать фильмы Тарковского. Выделим их основные мотивы.
В «Андрее Рублёве» режиссёр показывает, как герой, пройдя через тяжёлое разочарование в человеке, приходит к осознанию миссии художника: направить силу своего таланта на то, чтобы помочь духовному возвышению народа, обретению им нравственного идеала. И чем труднее время, в которое живёт художник, тем важнее эта миссия.
Фильм «Солярис» предупреждает о том, что технический прогресс, давая человеку немыслимое прежде могущество, чреват и серьёзной опасностью. Акцентирование внимания на материальной стороне развития несёт в себе угрозу дегуманизации человека – угрозу того, что прагматизм подавит духовность, а рационализм подменит нравственность. Но при этом основная тема фильма – духовное возрождение героя, возвращение его к подлинным ценностям бытия.
В «Зеркале» Тарковский, размышляя над своим временем, над судьбой человека этого времени, задумывается и над судьбой всего нашего мира. И при всей сложности произведения для «прочтения» в нём явственно ощущается мысль Тарковского, что каждый человек должен чувствовать личную ответственность за судьбу человечества.
Одна из основных смысловых линий «Сталкера» - предупреждение об угрозе, которую таит в себе потребительское отношение к жизни. Возвышение «плотских» благ на шкале жизненных ценностей, девальвация богатств духовных уродливо деформирует внутренний мир человека, лишая его самой возможности подлинного счастья.
Если обобщить, получим, что творчество Тарковского в целом утверждает духовные основы бытия, стимулирует к поиску нравственного идеала, противостоит потребительству, пробуждает в человеке чувство ответственности за судьбу своего народа и всего человечества, подводит к мысли, что нужно быть готовым ради общего блага пожертвовать своими личными интересами.
Не изменил этим принципам режиссёр и в фильмах, созданных им за рубежом – «Ностальгии» и «Жертвоприношении», они имеют те же ценностные ориентиры.
Сопоставим эти установки с фундаментальными принципами коммунистической идеологии. А это – приоритет духовных ценностей, в том числе и в труде; стремление к реализации своего творческого потенциала в активной жизни на общее благо; бескорыстие; готовность к личным жертвам ради других людей; категорическое неприятие потребительской психологии.
Очевидно, что важнейшие принципы, исповедуемые и «проповедуемые» Тарковским, если и не абсолютно тождественны принципам коммунистической идеологии, то очень близки. Таким образом, есть все основания для вывода: Андрей Тарковский действительно был и оставался советским по духу художником.
Так почему же «коммунистические» чиновники относились к Тарковскому столь недоброжелательно? В какой-то мере такое отношение определялось стилем режиссёра. Тарковский считал, что киноискусство должно покончить со следованием литературным канонам повествования и говорить со зрителем языком образов. В его фильмах при раскрытии содержания упор сделан на специфических выразительных средствах киноискусства. Между тем, в советском кино с конца 60-х годов начал всё ощутимей довлеть принцип «доступности», который примитивность языка фильмов превращал из недостатка в достоинство. И каждый новый фильм Тарковского встречали упреками в «непонятности», «изощрённости», «формалистических изысках».
Замечу, что в этом конфликте прав был Тарковский. Потому что кино становится действительно искусством, когда обретает свой собственный язык повествования. И «кинематографическая» форма произведений активизирует их восприятие, делает его актом творчества, а только работа души при общении с искусством способствует духовному обогащению человека.
Да и не были фильмы Тарковского столь уж недоступны для «простых смертных», как это старались представить некоторые чиновники и критики. Действительно, художник шёл впереди общепринятых представлений о языке кино, находил новые выразительные возможности киноискусства. На первых порах трудности с пониманием его картин возникали не только в Советском Союзе – вспомним, что великий, по мнению многих специалистов, режиссёр ни разу не был удостоен главного приза Каннского фестиваля, хотя не раз фильмы Тарковского шли в его конкурсе.
Но когда зрители разбирались в особенностях фильмов Тарковского, их язык переставал им казаться «китайской грамотой», и по посещаемости они в конечном счёте оставляли позади даже многие бестселлеры. На «Ивановом детстве» в Советском Союзе побывало 16 миллионов зрителей, на «Солярисе» - 10,5 миллионов. На «Андрее Рублёве» - около 6 миллионов, на «Сталкере» - 4 миллиона. Для сравнения: чисто коммерческий американский мистический боевик «Пираты Карибского моря: на странных берегах», наиболее успешный в проекте, ставший в российском прокате самым кассовым фильмом года, собрал в СНГ несколько более 8 миллионов зрителей.
Однако это только одна причина недоброжелательного отношения чиновников от идеологии к Тарковскому. Другая не столь очевидна, но не менее существенна. Вспомним, что 60-70-е годы – это как раз время, когда в партии и аппарате управления начали продвигаться на ответственные посты те «члены КПСС», которые в конце 80-х годов осуществили антикоммунистический переворот. Потом многие из них (как, например, А.Н. Яковлев, ставший уже в 60-е годы видной фигурой в идеологическом аппарате КПСС) с циничной откровенностью заявляли, что никогда не исповедовали коммунистической идеологии и сознательно шли в партию вредить делу коммунизма.
Возникает соблазн отнести гонения на Тарковского на счёт такого сознательного вредительства: мол, поскольку его фильмы могли стать мощным средством духовного развития народа и утверждения коммунистических принципов и приоритетов бытия, замаскировавшиеся антикоммунисты всячески стремились помешать творчеству режиссёра; и вместо того, чтобы помогать людям разобраться в его произведениях, старались их дискредитировать.
Но, думается, не стоит переоценивать их коварство. Вряд ли они и впрямь понимали «на что поднимали руку». Просто они были законченными потребителями, а художник стремился отстаивать гуманистические ценности бытия, несовместимые с потребительским отношением к жизни. И Тарковский на самом деле был им абсолютно чужд и враждебен.
Поэтому не вызывает удивления, что, когда «коммутанты», совершив переворот, взялись утверждать свою систему ценностей как основу идеологии «новой России», фильмы Тарковского полностью исчезли из активного кинопроката (а в советское время оставались в нём до конца 80-х; правда, несколько лет, когда Андрей Арсеньевич решил не возвращаться в СССР, их «не рекомендовали» показывать, но это не помешало нам в 1984-м устроить в Белгородском кинотеатре «Победа» просмотр фильма «Андрей Рублёв»), а по основным программам телевидения идут крайне редко, как правило, поздно ночью, когда их трудно воспринимать, а порой ещё и испоганенные пошлейшими рекламными вставками. А в этом году даже «к дате» - ни 4 апреля, ни в ближайшие выходные - ни по одному из основных телевизионных каналов не было показано НИ ОДНОГО фильма великого режиссёра. Вообще, в телепрограмме на неделю с 4 по 10 апреля удалось отыскать только на одном канале один фильм – в «Доме кино» «Зеркало. И как вы думаете, какое время сочли достойным для самого спорного фильма Тарковского? Правильно – 0.55.
Такое отношение «демократов» к творческому наследию Тарковского целиком закономерно. Именно для нынешней системы, в которой приоритет материальных ценностей, алчность и крайний эгоизм стали доминантами идеологии, фильмы Тарковского действительно инородны. Они ей противостоят и, несмотря на пустые славословия в адрес их создателя, отторгнуты ею.