В отношении к Европе есть у нашего народа две крайности. Либералы с восторгом смотрят в западный рот, восхваляя европейскую демократию и свободу. Патриоты гневно клеймят Запад, ругая всё ту же свободу, которая распространяется, по их мнению, лишь на секс-меньшинства. А как оно всё там на самом деле? Действительно ли Запад так хорош или так плох? И почему Россия не Европа?
Недавно известный кинорежиссёр и сценарист Андрей Кончаловский в интервью либеральному телеканалу «Дождь» выдал совершенно несвойственную для него фразу. Он заявил о том, что в России сейчас потрясающая свобода. «Мы живём в очень свободной стране. Гораздо более свободной, чем Запад, если на то пошло. Это трудно понять. Это даже трудно от меня услышать, правда? Я не представляю себе, чтобы „Левиафан“ мог быть снят во Франции», — заявил Кончаловский.
И я с Кончаловским, пожалуй, соглашусь. «Левиафан» никогда бы не сняли во Франции. Западная свобода, о которой, так любят кричать российские либералы, весьма и весьма условна. Да и Европа — многогранна и разнообразна. Есть богатые Германия или Швеция, которые сильно выиграли от своего участия в Европейском Союзе, открыв для себя новые рынки сбыта продукции. А есть нищая Венгрия, в которой когда-то была крупнейшая в Европе машиностроительная компания «Икарус», основанная ещё в конце 19 века. Но после вступления в Евросоюз венгерские автобусы оказались не нужны богатым европейским странам, поэтому «Икарус» канул в лету. Выиграла ли Венгрия от присоединения к европейскому братству? Это, как говорится, большой вопрос. А есть ещё Латвия, население которой в 1989 году составляло 2 миллиона 665 тысяч человек, а в 2011 уже 2 миллиона 67 тысяч человек. Перейдя из Советского Союза в Европейский, латыши стали массово покидать страну в поисках работы и лучшей жизни. Похожая картина и в других странах Прибалтики — Литве и Эстонии.
Но это всё экономическая составляющая, вернёмся к свободе. Я недавно вернулся из Стокгольма. Потрясающей красоты город, уютный, комфортный.
На одной из центральных улиц висит плакат с изображением двух целующихся мужчин. «Одно из достижений шведской демократии», — говорит мне мой товарищ. Несмотря на то, что в Швеции сохраняется монархия, монарх не имеет какой-либо существенной власти, а является скорее частью традиции, к которой сами шведы относятся как к архаизму. Мы приняли участие в антифашистской демонстрации, которая проводилась в противовес нашему аналогу Русского Марша. «Нет нацистам на наших улицах! Заполните их геями и лесбиянками!», — скандировали участники шествия, радостно размахивая радужными флагами. Конечно, лесбиянки куда лучше нацистов, но зачем ими заполнять улицы? Полиция никого не разгоняла, не махала дубинками направо и налево, как это было в России на Болотной в 2012 году. При том, что антифашистская акция в Стокгольме не была согласована. И правоохранители лишь следили за тем, чтобы две акции не пересеклись между собой, чтобы не допустить столкновений. Настоящая западная свобода. Каждый может говорить то, что думает. Но так ли это на самом деле?
Один мой шведский знакомый, когда мы сидели в пабе за кружкой пива, рассказал мне занимательную историю о журналистском эксперименте в Швеции. Акулы пера пришли к десяти разным священникам на исповедь и рассказали им, что они геи и очень переживают по этому поводу. «Как мне быть? Что делать? Я не хочу быть геем, святой отец!», — говорил журналист священнику. И во всех случаях, священник обещал помолиться за него, попросить у бога, чтобы тот перестал быть геем. Это было расценено, как гомофобия. Всех нетолерантных священников уволили из церкви. Потому, что они должны были не молиться за то, чтобы гей стал гетеросексуалом, а объяснить заблудшим душам, что гей — это не плохо, а наоборот — хорошо, что это не грех и что господь любит всех.
Какая-то странная свобода. Свобода выражать только ту позицию, которая приветствуется обществом. На всё остальное наложено табу. Мой друг — политэмигрант из России, когда знакомил меня со своими товарищами в Стокгольме — всегда рассказывал им, что я один из инициаторов открытия Сталинского центра в российском городе Пенза. Это приводило их в такое удивление и возмущение. «Как? Зачем? Почему?», — спрашивали они. Потому, что сталинизм, как и гомофобия — это табу, запретная тема. В консервативной Швеции, где нет дискриминации ЛГБТ, есть дискриминация сталинистов. И не только сталинистов. Упаси бог вдруг признаться, что вы с симпатией относитесь к Владимиру Путину или Дональду Трампу. Вас тут же обвинят в том, что вы русский агент, или гомофоб и фашист. И это не только в частных разговорах. Альтернативную точку зрения нельзя увидеть и в шведских СМИ.
Кстати, это очень тонко почувствовал российский журналист Александр Невзоров, который во время своего выступления в Стокгольме произносил такие антироссийские и русофобские тезисы, что мне становилось не по себе. Впрочем, российская публика, присутствовавшая в зале, разделилась на два лагеря. Одни возмутились его выступлением, другие аплодировали, чуть ли не стоя. А одного мужчину даже увела охрана за то, что он в порыве экстаза начал кричать о том, что Невзоров — провокатор. Российский журналист, по его мнению, не называл имя президента в своих пасквильных речах.
Мне кажется, Россия в этом плане гораздо свободнее и демократичнее. Случается даже такое, что по государственным каналам можно услышать жёсткую критику российского президента, как это было во время предвыборных дебатов. Конечно, это скорее исключение, чем правило, но всё же. В лицемерной демократии шведов такого исключения быть не может. Ни в коем случае, не хочу, чтобы вы подумали, что я ругаю Швецию. Почти сотню лет у власти здесь находятся вполне прогрессивные социал-демократы, чья экономическая политика привела этот народ к успеху. Но мы-то сейчас не об экономике, а о свободе.
Впрочем, Швеция — это лишь один пример. Я был во многих европейских странах и они если и похожи между собой, то разве что архитектурой, но не законами. Одной из наиболее комфортных стран для проживания считается Швейцария, которая, к слову сказать, не входит в Евросоюз. Причины комфорта кроются как в экономике, так и в других сферах жизни. Да, и швейцарская демократия выглядит куда более привлекательней, чем шведская. Вот лишь несколько примеров, которые меня, русского человека, поразили при знакомстве с этой страной. Сельское хозяйство получает колоссальные дотации из бюджета. Ипотеку в стране до кризиса давали под 5%, а во время кризиса стали давать под 2%. Налоги платятся в тот кантон (регион), где человек живёт, а не в тот, где работает. Вспомним Россию. В моей родной Пензенской области значительная часть населения находится на заработках в Москве и на Севере, и если работает официально, то налоги платит не в своей области, а по месту трудоустройства.
И снова перейдём от экономики к свободе. Президент и премьер в обеденный перерыв ходят в кафе без охраны. Их не окружают толпы зевак, желающих сфотографироваться или получить автограф. И уж тем более никто не пытается застрелить, хотя у многих граждан в подвалах домов хранится оружие, которое они получили во время службы в армии. Но главное достижение швейцарской демократии — это не возможность лицезреть президента, поглощающего бургер в кафе. Главное — это референдумы по всем вопросам. Увеличивать пенсию, вступать в НАТО, открыть общественный туалет на соседней улице — всё это обсуждается путём народного голосования. Согласитесь, это уже несколько другая свобода. Фальсифицировать итоги референдумов даже в голову никому не приходит.
С каким европейским государством можно сравнить Россию? «Левиафан» вышел в России. По первому каналу его никогда не покажут, но ведь во Франции его даже не снимут. В России ты можешь быть за Путина или против Путина, за Сталина или за Троцкого. Часть общества тебя будет поддерживать, кто-то осуждать, но своё мнение ты можешь высказывать свободно. В Швеции его тоже можно высказать, и стать изгоем. В России провести референдум невозможно, да и на выборы давно уже имеет влияние административный ресурс, а не волеизъявление народа. И в этих смыслах, мы, конечно, не Франция, не Швеция, и не Швейцария. Россия — это не Европа. Россия слишком большая, страшная и непонятная для европейцев. А ведь и Европа для большинства русских такая же непонятная, пугающая, бездуховная. Как докопаться до истины, понять, что же всё-таки лучше — Россия или Европа? Я не знаю ответа на этот вопрос, и, наверно, не хочу его знать. Я твёрдо убеждён лишь в том, что Россия — это не Европа. И, на мой взгляд, это очень хорошо.
