Виктор Василенко размышляет над тем, почему в Феврале 1917 монархию, по свидетельству Бердяева, никто не защищал

100 лет тому назад, в феврале 1917 года, волна всенародного возмущения снесла с трона Николая Второго, который при жизни заслужил у народа прозвище «Кровавый». 2 (15 по новому стилю) марта он был вынужден отречься от престола. Идя на дно, монарх увлёк за собой и российскую монархию как таковую.

Поразительно, но в постсоветское время у этого уникально бездарного правителя Российской державы (по результатам правления рядом с ним можно было бы поставить только Горбачёва, но для последнего генсека, в отличие от последнего царя, разрушение существующего строя было вполне сознательным курсом) нашлось великое множество ну очень горячих поклонников.

Православная Церковь возвела Николая Кровавого в святые, Прокуратура реабилитировала его (самое забавное, что первое произошло раньше второго). Газета «Русь Православная», патриарх Кирилл, глава единороссов Медведев, депутатка-единоросска Поклонская и немалое число других словно затеяли состязание в духе двора эмира Бухарского (читайте «Возмутителя спокойствия» Леонида Соловьёва): кто наиболее льстиво воспоёт монарха.

«Нравственный облик Николая II практически безупречен»; «Человек, который сделал для России столько, сколько, может быть, не сделал ни один император, потому что именно за время его царствования Россия стала великой державой, значительно вырос уровень благосостояния людей, появились зажиточные крестьяне, стали появляться высококвалифицированные зажиточные рабочие, распространялись образование, наука, модернизировалась армия»; «Тот невиданный темп, который придал Николай Второй своим реформам — модернизации русской экономики и промышленности, образования, здравоохранения, сельского хозяйства, — был не только сопоставим с петровскими реформами, но и во многом опережал их»…

Они будто никогда не встречали уничтожительных оценок происходящего в России при правлении Николай Второго, которые давали противники большевиков. Вроде таких: «Не Россию разбили японцы, не русскую армию, а наши порядки» (граф Витте о поражении в Русско-Японской войне); «Нигде нет таких богачей, таких миллиардеров, как сейчас в России. Только их десятки – при миллионах нищих» (писательница Зинаида Гиппиус). «К несчастью, революция была совершена помимо всяких революционеров самим царём, который влёкся неудержимой злой силой к самоубийству самодержавия, влёкся через все бесчисленные зигзаги своей политики и последний маразм войны» (религиозный философ Сергей Булгаков); «Ненависть к династии достигла крайних пределов» (глава последней Государственной Думы Родзянко); «Ко времени революции старый режим совершенно разложился, исчерпался и выдохся. Война докончила процесс разложения… Монархия в России пала, её никто не защищал, она не имела сторонников» (религиозный философ Николай Бердяев).

Воспеватели Николая Кровавого словно никогда не слышали и о том, что ухода царя требовал не только народ, но и многие представители «верхних тысяч» России, включая командующих фронтами Брусилова и Сахарова (после Октября 1917 они диаметрально разошлись в оценках новой революции) и дядю царя Николая Николаевича; его падение приветствовали объединённый комитет Дворянских собраний, крупные буржуазные партии. Большая часть офицерства.

Впрочем, патриарх Кирилл, в отличие от представителей светских властей, в курсе дел. В своём выступлении, посвящённом 145-й годовщине со дня рождения последнего царя, он признал: «Каким же страшным испытанием было для государя императора предательство всех, кто был рядом с ним, – генералов, министров, придворных и даже родственников! Он остался совершенно один». Но уже по тону этой фразы чувствуется недоумение патриарха: как же так: такой замечательный правитель – почему все от него отвернулись? Замечу, кстати, поборникам версии «заговора злокозненных большевиков», что когда правитель остаётся один, то назвать его свержение происками «кучки заговорщиков» может только тот, кто потерял способность адекватно воспринимать действительность.

Что ж, давайте попробуем разобраться в этих вопросах. Насколько соответствуют действительности панегирики Николаю Кровавому? Почему от него отреклась вся Россия? Какая подлинная роль большевиков в Февральской революции?

Модернизация русской промышленности по-царски…

Николай Второй, - утверждают патриоты царской России, - «придал невиданный темп модернизации русской промышленности»

Действительно, в конце XIX - начале XX веков в Российской Империи (преимущественно, в её европейской части) шло достаточно интенсивное развитие промышленности. Как писал Ленин в 1897 году, «…фабрики работают во-всю и, как грибы после дождя, появляются бесчисленные новые заводы, новые предприятия, железнодорожные сооружения и т. д.».

Однако промышленное развитие в России осуществлялось не государством, а частным капиталом. Это, как писал Ленин в статье уже 1901 года, привело к тому, что «в подчинении у шайки богачей, ищущих одной наживы, оказались могучие общественные производительные силы». Такое противоречие обрекало экономику на неизбежные кризисы, а общество – на резкое увеличение социального расслоения.

В России тяжёлый кризис грянул уже в 1901 году. А что касается крайней несправедливости распределения доходов, то Ленин привёл впечатляющий пример «Товарищества нефтяного производства бр. Нобель». Доход ему приносил труд десятков тысяч рабочих, занимающихся добычей нефти, её переработкой, транспортировкой и т.п. В 1900 году чистая прибыль товарищества составила 6 миллионов рублей. При этом рабочим выдавали зарплату, которая еле-еле обеспечивала существование их семей; акционеры получили по 1 300 рублей на пай в 5000 рублей, а ПЯТЬ членов правления – как награды – 528000 рублей!

Но это одна сторона, развития промышленности «по-царски». Вторая – мощнейшая интервенция иностранного капитала. Среди двадцати человек, имевших наиболее крупные капиталы в российской экономике, 17 были иностранцами. Ко времени начала Первой мировой войны иностранный капитал владел 68% нефтяных предприятий; 76,9% каменноугольных копей; 85,6% металлургии; в электрических и электротехнических компаниях доля иностранного капитала составляла 90%. Соответственно, за рубеж уходила и большая часть прибыли этих предприятий. Подобное развитие обошлось России, как метко заметил в Государственной Думе генерал Нечволодов, примерно во столько же, во сколько Франции обошлось её поражение от Германии в войне 1870-1871 годов.

Капиталисты (надо признать, что отечественные в этом отношении мало уступали импортным) поставили промышленность России на службу своему кошельку, а вовсе не интересам державы. Со всей очевидностью это проявилось в годы Первой мировой войны.

«Непоколебимую уверенность» царя, выраженную им в Манифесте о вступлении России в войну, что в создавшемся положении «все верные наши подданные» «дружно и самоотверженно встанут на защиту Русской Земли», крупнейшие хозяева российской промышленности явно не разделяли. Действительно, какое дело братьям Нобель или Ротшильду было до Русской Земли? А дурные примеры, как известно, заразительны. И капиталисты, вне зависимости от подданства, использовали военную ситуацию для самого беззастенчивого грабежа России. Никто иной, как Деникин писал о «вакханалии хищений и наживы» в тылу.

Несколько примеров «вакханалии хищений». Комитет по снабжению армии Всероссийских земского и городского союзов получил от военного министерства оплаченные заказы на 242 млн. рублей, но выполнил их лишь на 80 миллионов. Получали заказы и военно-промышленные комитеты – на 400 миллионов, но выполнили их менее чем на половину этой суммы. Знаменитые Рябушинские получили из казны 11 миллионов рублей под обязательство поставить 1500 автомобилей, - но не поставили армии ни одного. А вот пример «вакханалии наживы»: фабриканты заламывали такую цену за артиллерийские снаряды, что начальник Главного артиллерийского управления А.А. Маниковский назвал их «явным грабежом казны». На 3-м съезде военно-промышленных комитетов министр юстиции говорил: «С каким откровенным цинизмом все эти мародёры тыла, уверенные в полнейшей безнаказанности, спекулируют с металлом, предназначенным для обороны страны». В результате Россия безнадёжно уступала Германии по производству всех основных видов вооружений.

Подобные «достижения» наших промышленников вдохновили выдающегося поэта Валерия Брюсова на такие строки:

Брошена русская рать,

Пушки грохочут всё реже.

Нечем на залп отвечать –

Иль то манёвры в Манеже?

Нечем на залп отвечать,

Голые руки, о Боже!

…Многое можно простить,

Многое, но не всё же!

И боевые генералы Русской армии потребовавшие ухода Николая Второго, вероятно, и не могли ему простить такой «модернизации промышленности» (говоря словами нынешних апологетов царя), которая привела к подобному результату.

Модернизация сельского хозяйства по-царски…

Сельское хозяйство – предмет особой гордости патриотов царской России. По их уверениям, оно находилось на уровне стран с наиболее развитым аграрным сектором. Правда, как главное доказательство этого тезиса используется пресловутый экспорт зерна. Мол, при Николае Втором Россия кормила половину мира, а большевики довели страну до того, что Советский Союз вынужден был покупать зерно за границей.

Спорить не приходится, Россия зерно экспортировала, и в значительном объёме. Только это свидетельствует вовсе не о благополучии российского сельского хозяйства, а об уродстве экономической системы России, когда одни наживались, продавая зерно за границу, а другие, те, кто зерно производили, голодали.

В статье группы учёных во главе с председателем Петербургского аналитического аграрного центра академиком Н.Г. Дмитриевым «Голод в России» говорится: «С 1851 по 1911 годы сорок лет из шестидесяти оценивались годами неурожаев… Хотя Россия в эти годы экспортировала зерно до 10 миллионов тонн». Известный ученый-аграрий дореволюционного времени А.Н. Энгельгардт, который хорошо знал сельское хозяйство и как практик (он «для эксперимента» стал помещиком в Смоленской губернии) в своих «Письмах из деревни» категорически утверждал, что продажа зерна для России не только не полезна, но, напротив, вредна, поскольку из-за вывоза хлеба поднимаются внутренние цены на хлеб, мужик голодает, а в деревнях по этой причине высокая детская смертность. Заметим, что уже в ХХ веке детская смертность в царской России была где-то в 2,5 раза выше, нежели в развитых странах Европы.

Сохранилось множество свидетельств крайней бедности жизни большей части крестьян царской России. Врач А.И. Шингарев (будущий министр Временного правительства) результаты своего исследования жизни крестьян Воронежской губернии озаглавил: «Вымирающая деревня». Он утверждал, что основная часть крестьян питается ржаным хлебом, изредка кашей – и больше ничем. О крайне скудном питании крестьян писали Лев Толстой, генерал Гурко (на основании обследования призывников), тот же Энгельгардт.

При этом профессор Энгельгардт показал, что нищета крестьян – это основа существования системы сельского хозяйства царской России: «Вникнув в положение крестьян, в их отношения к помещикам, ознакомившись с ценами на труд, поняв условия, коими определяются цены на работу и пр., я убедился, что существующая система хозяйства держится только потому, что труд неимоверно дешев, что крестьянин обрабатывает помещичьи поля по крайне низким ценам только по необходимости, по причине своего бедственного положения».

Добавлю ещё один штрих, показывающий чудовищное уродство системы сельского хозяйства царской России. Инспектор Ярославской Казённой палаты М.П. Чехов приводил такие данные: при среднем доходе с десятины земли порядка 4 рублей, крестьянин платил за эту десятину налог в 1 рубль 97 копеек. То есть, половину результатов крестьянского труда государство тут же у него отнимало. А вот помещик платил налог с десятины земли… 2 копейки!

Знаменитая Столыпинская реформа вызывает восторг у нынешних правителей России и их пропагандистской прислуги, вероятно, по той же причине – она привела к тому, что уже через два года её осуществления экспорт зерна вырос на 80%. Но если брать производительность сельского хозяйства, то реформаторам тех времён хвастаться особо нечем: уже в разгар реформы средняя по стране урожайность десятины пахотной земли в пересчёте на пуды составляла по ржи: в России — 56 пудов, в Австро-Венгрии — 92 пуда, в Германии — 127 пудов, в Бельгии — 147 пудов; урожайность по пшенице: в России — 55 пудов, в Австро-Венгрии — 89 пудов, в Германии — 157 пудов, в Бельгии — 167 пудов.

Столыпинская реформа отнюдь не решила проблему голода – в 1911 году при очередном неурожае от голода пострадало около 30 миллионов человек, более двух миллионов «православных душ» («неотпетые в церквах» не учитывались) перешли в мир Иной.

Под словами из панегирика Николаю Второму «появились зажиточные крестьяне» нужно понимать значительное укрепление позиции кулаков – тех самых, которых Энгельгардт охарактеризовал: «Жилы бессердечные, пьявицы, высасывающие из окрестных деревень всё, что можно, и стремящиеся разорить их вконец». Столыпинская реформа создавала этим пьявицам режим наибольшего благоприятствования именно за счёт разорения других крестьян. В 1911 году газета «Речь» писала по данным исследования в Симбирской губернии: «Добрая половина крестьянских посевных земель находится в руках кулаков, скупивших по 30 и более наделов». О том, чем эта «модернизация» оборачивалась для большинства сельских жителей, говорил, выступая в Государственной Думе, помещик Львов: «Благодаря закону 9 ноября в некоторых губерниях… положение беднейшего населения стало крайне тяжким. В крестьянском населении растёт страшная ненависть и проклятие бедноты».

Строгим экзаменатором российской системы сельского хозяйства стала Первая мировая война. И воспеваемое апологетами Николая Второго «модернизированное» таким образом сельское хозяйство провалило это испытание. Предельно остро встала проблема недостатка хлеба. Царское правительство даже ввело продразвёрстку, которая, в общем стиле власти, распространялась на крестьян, но не на помещиков. Тем не менее, продовольственная проблема приобрела кризисную остроту. В начале февраля 1917 года газета «Русское слово» так описало положение с продовольствием в стране: «В Твери уже нет ни белого, ни чёрного хлеба. Нижегородские мельницы стоят. Даже Сибири, которая, казалось бы, должна задохнуться в невывезенной пшенице, коснулось тлетворное дыхание петроградской анемии. В Томске уже вводят хлебные карточки... Не сегодня завтра мы станем лицом к лицу с всеобщим повсеместным кризисом всего: хлеба, мяса, рыбы, овощей… Приближение конца измеряется теперь уже не месяцами, а неделями, может быть днями».

Прогноз оказался абсолютно точным. До конца правления Николая Второго оставалось меньше месяца.

Так каким же был нравственный облик «доброго и милостивого» Николая Кровавого?

Чтобы яснее себе представить, почему русская монархия рухнула в феврале 1917-го как карточный домик, почему, по свидетельству Николая Бердяева, «её никто не защищал», нужно несколько дополнить тот портрет последнего самодержца, который рисуют его нынешние апологеты. Они утверждают: что «нравственный облик Николая II был практически безупречен», что царь был «добрый и милостивый».

Нравственный облик царя шокировал русскую общественность уже в день коронационных торжеств, - когда после Ходынской трагедии он поехал не в госпитали навестить пострадавших, не в церковь, помолиться за души погибших, а на бал к французскому послу. Как засвидетельствовал журналист Пьер д`Альгейм, «когда тысячи людей мучились от ран и увечий в больницах и госпиталях, когда много тысяч людей разыскивали и оплакивали убитых родственников и близких, здесь, в ярко освещённой зале, блестящее сборище высшего света… В центре император и императрица танцевали кадриль». Поэт Константин Бальмонт, который никогда не был близок к революционерам, предсказал: «Кто начал царствовать Ходынкой, тот кончит, встав на эшафот».

Множество фактов свидетельствуют, что «добрый и милостивый» царь органически не был способен на политический диалог. Как мы уже писали, в событиях 9 января 1905 года в полной мере проявилось это его качество как и полная неспособность адекватно воспринимать реальность. Ведь шествие рабочих было абсолютно верноподданническим. Стоило царю по-доброму принять его представителей и милостиво проявить сочувствие к бедам, на которые они пришли жаловаться, - и вряд ли большевикам удалось бы так скоро изменить настроения основной массы рабочих от лояльности к монарху до его категорического неприятия. Но нет, царь демонстративно уехал, а великий князь Владимир приказал солдатам встретить шедших к царю за милостью огнём. Тем самым царь дал большевикам убедительнейшее доказательство справедливости их требования свержения монархии. И не успела высохнуть под окнами Зимнего дворца кровь убитых и раненых, как начались выступления уже под лозунгом «Долой самодержавие!».

Неспособность Николая Второго к политическому диалогу и адекватному восприятию реальности в немалой степени способствовали и Февральской революции. Ещё с конца 1916 года представители вполне верноподданной Государственной Думы умоляли царя поставить во главе правительства человека, пользующегося доверием населения. В ответ царь возводит в премьер-министры совершенно бездарного Николая Голицына, о котором даже в монархических кругах говорили: «без программы, без доверия, без плана действий и вообще без руля и без ветрил».

Между тем, ситуация в обществе накалилась до предела. Председатель Думы Родзянко «со страшной болью», по его собственным словам, телеграфировал командующему Северным фронтом генералу Рузскому: «Ненависть к династии достигла крайних пределов». Петроград захлестнула волна забастовок, в которых участвовали уже десятки тысяч рабочих. Начинаются волнения и в расквартированных в столице войсках. Родзянко продолжает настаивать на срочном формировании «правительства доверия». Николай Второй, вместо принятия решения, 21 февраля (здесь и далее – по старому стилю) уезжает в Ставку, откуда пишет супруге: «Родзянко мне написал разный вздор, на который я не буду отвечать». В ответ он получает «добрый и милостивый» совет: «Будь твёрд, покажи властную руку – вот, что надо русским. Дай им почувствовать твой кулак». Что-то, а такое Николай Кровавый всегда был готов предпринять. 25 февраля царь послал телеграмму командующему Петроградским военным округом генералу Хабалову: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки». В то же время он распускает свой последний политический оплот – Государственную Думу.

Хабалов сформировал отряд в несколько сот сабель и штыков, командовать которым поручил будущему кумиру многих «демократов» Кутепову. Тот с блеском проявил себя в роли карателя. Сотни человек были убиты, более тысячи ранены. Но ситуация была уже не та, что в 1905 году. Теперь это формирование было единственной силой, поддерживающей царя. С 26 февраля солдаты Петроградского гарнизоны в массовом порядке стали переходить на сторону восставших.

28 февраля восставшие уже полностью контролировали столицу. На следующий день они взяли власть и в Москве. 2 марта Николай Второй отрёкся от престола. Отрёкся в общем стиле своего правления. Как констатировал генерал Дубенский, личный историограф Николая Второго, «он отказался от российского престола, как будто эскадрон сдал».

Заметим, что Глава РПЦ патриарх Кирилл, бичуя тех, кто «предал» такого замечательного царя, каким, по его мнению, был Николай «Кровавый», забыл упомянуть в списке отступников… Церковь. Уже 4 марта состоялось заседания Св. Синода, на котором архиепископ Новгородский Арсений заявил о появлении перед Российской церковью больших перспектив, открывшихся после того, как «революция дала нам свободу от цезарепапизма» (подразумевается установленная со времён Петра Первого власть царя над Церковью – В.В.). Члены Синода дружно выразили искреннюю радость по поводу наступления новой эры в жизни церкви. Тут же из зала заседаний Синода по инициативе обер-прокурора было вынесено в архив царское кресло. Вынести его обер-прокурору помог первоприсутствующий член Синода — митрополит Киевский Владимир. На следующий день, 5 марта, Синод распорядился, чтобы во всех церквах Петроградской епархии многолетие царствующему дому «отныне не провозглашалось». 6 марта Синод принял решение во всех храмах России отслужить молебны с возглашением многолетия «Богохранимой державе Российской и благоверному Временному правительству ея».

7 марта «благоверное» Временное правительство, которое возглавлял князь Львов, а доминировали в нём кадеты, при согласовании этого решения с Петросоветом, где доминировали эсеры и меньшевики, приняло постановление о «лишении свободы» царской семьи.

А что же большевики?

Известно, что находившиеся в столице в то время руководители партии большевиков в роли организаторов революции были, по признанию представителя Русского бюро ЦК в Петрограде А.Г. Шляпникова, сделанном им в воспоминаниях, не столько действующими лицами, сколько «содействующими». Впрочем, роль других партий в организации Февральской революция была ещё меньше. Главным действующим лицом стал сам народ.

Правда, в некоторых статьях к 100-летию революции, опубликованных в СМИ, утверждается иное. При этом ссылаются на того же Шляпникова: «Вот что, в частности, писал в конце января 1917-го член Русского бюро ЦК Александр Шляпников в ЦК РСДРП – Ленину и другим товарищам, находившимся в эмиграции: «Организационные дела у нас неплохи, но могли быть куда лучше, если бы были люди. Теперь успешно организуем Юг, Поволжье, Урал. Основано Московское областное бюро. Ждём известий с Кавказа. Требуют людей и литературы. Постановка производства последней внутри России – очередная задача Бюро ЦК».

Но ведь это конец января! В Петрограде уже поднимается волна народного возмущения. Пройдёт ещё две-три недели, и возмущение примет масштабы революции. Очевидно, что в таких условиях организация производства литературы – не самый важный вопрос. Но в письме об участии Шляпникова в подготовке революции – ни слова. Да, и, не преуменьшая значения его деятельности, прямо скажем, к роли вождя революции он явно не подходил. А те, кто через несколько месяцев возглавили подготовку большевистской революции, были в феврале 17-го в тюрьмах, ссылке, в эмиграции.

Тем не менее, роль партии большевиков и её создателя Владимира Ильича Ленина велика и в Февральской революции. В этом марте ещё один юбилей – 115 лет назад, когда монархия казалось незыблемой, вышла работа «Что делать?». В ней 32-летний Ленин определил основополагающие стратегические принципы партии, которая, борясь с эксплуататорским строем, ставит целью социалистическое преобразование общества. И неуклонное следование партии этим принципам позволило ей всего за полтора десятилетия подготовить народ к революции.

Вердикт «Суда времени»

В завершение напомню вердикт «Суда времени», проводившегося несколько лет назад на телевидении под руководством небезызвестного Сванидзе (что абсолютно исключает минимальную симпатию его организаторов к большевикам):

Николай Второй – достойный правитель 22%

Николай Второй – правитель, приведший к краху 78%

Здесь возникает закономерный вопрос: почему же ныне самый широкий доступ на телевидение получают выразители настроений этого меньшинства?

Виктор ВАСИЛЕНКО,