Рассказ о коммунисте: Юрий Константинович Василенко

В 1996 году в Белгородском педагогическом институте отмечали 70-летие моего отца, Юрия Константиновича Василенко. В это время говорить что-либо лестное о людях, как о коммунистах, было уже «немодно». Тем не менее, многие в своих приветствиях говорили о нём – и весьма лестно – не только как о преподавателе-ветеране, который работал в вузе с первых дней его переезда из Старого Оскола в Белгород и 13 лет был деканом физмата, но и как о коммунисте. Заведующая кафедрой общей физики Светлана Васильевна Попова сказала тогда, что Юрий Константинович для неё всегда был «эталоном настоящего коммуниста».

Позже я размышлял над этими словами. И пришёл к выводу, что это не юбилейный комплимент, а точная, в сущности, характеристика. В ситуациях, имевших достаточно принципиальное значение, отец всегда, действительно, поступал как настоящий коммунист. Речь не о том, что он следовал каким-то принятым в партии канонам, - эти решения диктовались системой ценностей и ориентиров в его сознании. Используя термин философа Александра Зиновьева, он поступал как «ментальный коммунист».

Отец родился в Полтаве, но в школу поступил уже в Харькове, куда его родители переехали со всей достаточно большой семьёй матери. Продолжать учёбу пришлось в Караганде – война вынудила семью эвакуироваться. После возвращения в Харьков Юрий Василенко закончил пединститут. Закончил хорошо и был оставлен в аспирантуре; начал работать в легендарном УФТИ – одном из главных советских научных центров, занимающихся атомной энергией, у одного из ведущих специалистов в этой отрасли – Корсунского. Но…

В это время партия проводила «мобилизацию» молодых парней на работу в комсомоле. Комсомолец Василенко ответил: «Есть» - и переквалифицировался из перспективного физика сначала в инструктора, а вскоре и завотделом Харьковского горкома ЛКСМУ. Замечу, что каких-то особых материальных благ это в то время не приносило. Все годы работы отца в горкоме комсомола наша семья (отец, его родители, мама и я в самом юном возрасте) жили в двух комнатах коммуналки общей площадью в 17 квадратных метров с «удобствами» во дворе.

У нас некоторое время назад была размещена статья Ю. Василенко «Комсомолец Леонид Быков». В ней он, в частности, рассказывает, как студенты Леонид Быков и Владимир Крайниченко, которым было поручено вести концерт на городской комсомольской конференции (а отвечал за его организацию отец), проявили смелость и, отказавшись от «согласованного» текста, импровизировали прямо на материале конференции, причём не скупились на сатирические стрелы. Но ведь санкционировать такой конферанс без санкционированного текста – это тоже был поступок. Наверное, не случайно Юрия Василенко, коммуниста с ещё совсем небольшим стажем, сотрудники горкома комсомола, среди которых были и фронтовики, избрали секретарём своей партийной организации.

Впрочем, пробыл он им не так долго. Отец работал по призыву молодёжи Харьковской области на Целину. Видимо, его работу сочли успешной и пригласили в Киев, в аппарат ЦК ЛКСМУ. Но отец не мог себе представить, чтобы коммунист призывал своих сверстников ехать на Целину, а сам отправился в Киев. И вместе с семьёй он в 1954 году поехал в Кийму – райцентр ставшего впоследствии знаменитым Есильского района («вьётся дорогая тряская, здравствуй, земля казахская»). Так мне в три года довелось стать первоцелинником.

После возвращения с Целины отца отказались прописать в Харькове, поскольку не позволяла жилплощадь родителей, и с 1957 года – с момента переезда вуза из Старого Оскола в Белгород – Юрий Константинович Василенко начал работать в Белгородском педагогическом институте. Вскоре стал деканом физико-математического факультета. Был им на протяжении 13-и лет. Об отношении к нему студентов могу сказать только то, что когда он решил уйти с этой должности, ко мне - в Харьковском университете, где я учился, - приходила «делегация» моих сокурсников из Белгородской области и передавала просьбу их друзей из БГПИ, чтобы я воздействовал на отца и уговорил его не уходить. До сих пор от этого воспоминания на душе становится теплее.

Кстати, и в роли декана он часто поступал не как чиновник, а как коммунист. Запомнился рассказ начальника управления образования Белгородской области «нулевых» годов Станислава Петровича Тимофеева, выпускника физмата.

Студенты, жившие в Белгороде, в те годы в большинстве случаев охотно, даже с удовольствием, ходили на демонстрации. Но вот те, родители которых жили в других городах и посёлках области, старались ещё вечером накануне праздника уехать домой. С этой проблемой сталкивались тогда, вероятно, все вузы. И деканаты чаще всего, пытались решить её сугубо административными методами. Помнится, у нашего деканата химфака ХГУ накануне 7 ноября появлялся приказ: явка на демонстрацию строго обязательна, не пришедшие без уважительных причин будут сняты со стипендии на два месяца. Возможно, такие методы и повышали явку, но, мягко говоря, не увеличивали любви студентов ко Дню Октябрьской революции. А что же рассказал Станислав Петрович? Юрий Константинович Василенко не издавал никаких грозных приказов. Он просто собрал потенциальных «беглецов» и сказал им только одну фразу: «Послезавтра будет демонстрация. Прошу вас понять, что ваше отсутствие на ней – это тоже будет демонстрацией». И всё, никаких угроз. Ребята были неглупые, и поняли. Большинство студентов предпочли поехать домой после участия в демонстрации. Замечу, что в своё время советское правительство установило два выходных дня – 7 и 8 ноября – вероятно, именно из этих соображений: чтобы после праздничных мероприятий у людей был ещё и просто день отдыха (так же было и на праздник Первомая).

К переезду БГПИ в Белгород начали строить дом для преподавателей. Как обычно, распределял квартиры профком. Декану, у которого была семья из трёх человек, выделили двухкомнатную квартиру. Но когда списки уже окончательно утверждали, выяснилось, что инвалиду войны, преподавателю, выделили на двоих с женой однокомнатную квартиру, хотя по закону того времени ему полагалась отдельная комната – т.е. квартира должна была быть двухкомнатной. И в этой ситуации декан Юрий Константинович Василенко поступил как коммунист - предложил выход: он отдаёт свою квартиру, а его семья пока довольствуется одной комнатой. Замечу, что в этой однокомнатной квартире мы прожили более десяти лет.

Кстати, отец даже в молодые годы был абсолютно равнодушен к материальным благам. Он всегда был аккуратен, опрятен, но ему было совершенно всё равно, костюм, который на нём, стоит 40 рублей – или 120. С Целины мы единственное, что привезли – очень хорошую библиотеку. Тот же Станислав Петрович Тимофеев вспоминал, что Юрий Константинович все зимы ходил в шапке, которая ко времени поступления Тимофеева в вуз была уже далеко не новой, и отца её не «представительный» вид нисколько не беспокоил. Но вот студентов задевало, что любимый преподаватель, ходит в таком головном уборе, – и чтобы заставить его купить новую шапку, они старую… украли.

В конце 70-х годов несколько ЧП сделали явным, что в пединституте сложилось неблагополучное положение с воспитательной работой. Для его исправления освобождённым секретарём вузовской парторганизации в обкоме КПСС решили «поставить» Василенко. Отцу было уже за 50, многое в нынешнем стиле работы партаппарата ему было не по душе, и предложение энтузиазма не вызвало. Тогда Юрия Константиновича пригласили на «собеседование» в обком. До сих пор помню, какой шок он испытал на нём. Отец ожидал, что ему будут говорить о важности этой работы для коммунистического воспитания молодёжи, о долге коммуниста, - а вместо этого ему весьма подробно живописали, какие жизненные блага принесёт ему эта должность. В конце концов, отец уступил, но так и не встал на учёт в спецполиклинике, даже не узнал адреса распределителя и ни разу не воспользовался бесплатной путёвкой. Замечу, кстати, что за то время, которое Василенко возглавлял партийную организацию БГПИ, пединститут был награждён переходящим Красным Знаменем Минпроса РСФСР и помещён на областную Доску Почёта.

Дома отец никогда своих жизненных принципов не «декларировал», он просто жил по ним. И благодаря этому я, в частности, усвоил, что то, что у человека в голове, несопоставимо важнее того, что на голове; что работать (разумеется, не ради денег, а для реализации своего человеческого потенциала) гораздо интересней, чем бездельничать. Сам отец продолжал работать преподавателем БелГУ до 89 лет, хотя оплата в последние годы была чисто символической (четверть не особенно высокой ставки). А последняя его книга по математике вышла в свет как раз в день его 89-летия (о том, чтобы первые экземпляры были готовы к 16 января, уже позаботился его бывший студент Леонид Коцарев – и это был лучший подарок для него).

Замечу, что ушёл он не по своему желанию, а по «собственному желанию» ректора, в недавнем прошлом первого приближённого губернатора Савченко, а в более далёком прошлом первого секретаря Губкинского горкома КПСС, О.Н. Полухина.

…Предполагаю, что это было проявление не паталогического стремления к «оптимизации», а политической неприязни. Писатель Всеволод Кочетов, в своих воспоминаниях сравнил настоящего коммуниста с рубином, а приспособленца – со стекляшкой, смазанной суриком. «И он, такой, «смазанный», ненавидит всех, потому что бутылочному стеклу нелегко исполнять роль рубина». В данном случае «смазанный» проявил себя по полной. Уж если эта четверть ставки так нужна была для финансового благополучия университета, то сотруднику, который проработал в этом вузе к тому времени 57 лет, могли бы на прощание сказать хоть несколько тёплых слов. А единственные слова от ректора, которые Юрию Константиновичу передала декан, были: «Пишите заявление об уходе по собственному желанию». Единственным же прощальным подарком стало то, что после его ухода из института перестали платить пособие, назначенное (считалось, пожизненно) ветерану вуза предыдущим ректором Леонидом Яковлевичем Дятченко, который вообще относился к отцу с подчёркнутым уважением.

И ещё один момент. У нас была очень интересная семья: отец был и остаётся «ментальным коммунистом». Мама была религиозной. Я – в достаточно молодом возрасте почувствовал неприятие того, что творят в стране «коммунистические» чиновники (замечу, что я никогда не отождествлял их с коммунизмом), и в 1974 году выбыл из комсомола. И ни разу отец не пытался заставить маму не посещать церковь или меня пересмотреть моё решение. У меня с ним только были дискуссии по вопросам политики партии, свободы личности и т.п. И вот такое его уважение к чужим взглядам, думается, в немалой степени способствовало тому, что после контрреволюционного переворота мы все трое сплотились в категорическом неприятии навязываемого вчерашними «верными ленинцами» антикоммунизма.

Виктор ВАСИЛЕНКО,

Белгород

Добавлю, что к «барскому гневу» Юрий Константиновича относился и относится, как и должно, с презрением, а в «барской любви» не нуждается. Зачем она ему, когда он чувствует любовь очень многих бывших студентов и коллег (среди которых тоже есть бывшие студенты). Когда подходит его день рождения, Юрий Константиновича Василенко поздравляют лично, по телефону; а поздравление от имени сообщества учителей математики было размещено в Интернете. В нём есть и стихи.

УЛЫБКА ЮКА

Часто памяти прошлой отрывки

Возвращают к студенческим дням.

И к тому, кто все наши ошибки

К самым низким сводил степеням.

Наша юность всё дальше уходит –

В сердце зреет невольно строка,

Чтобы вспомнить далёкие годы

И, конечно, улыбку ЮКА.

Он растил молодых педагогов,

Всем так хочется просто сказать:

Время, нас возврати, ради Бога,

Чтобы снова зачёты сдавать,

Чтоб смогла арифмометр и счёты

Ощутить молодая рука,

У истоков нелёгкой работы

Ведь не зря был декан наш ЮКА.

Он на нашу наивность вопросов

Никогда не смотрел свысока,

Наш в теории чисел философ,

Незабвенный декан наш ЮКА.

ЮКА, как вы, наверное, догадываетесь, происходит от инициалов Василенко.