Виктор Василенко: с пути Октября в русло обречённого мира.
Великая номенклатурная контрреволюция

Вскоре после пышных торжеств, посвящённых 70-летию Великого Октября, «новомышленцы» начали уже прямой штурм социалистической системы. С использованием всех наиболее мощных средств идеологического воздействия они повели (и не прекращают поныне) её тотальное очернение. Людям стремились внушить, будто у советского социализма в силу его изначальной порочности не было и не могло быть никаких достижений: все семь десятилетий – это чёрная дыра в отечественной истории.

Опошлялось, унижалось, замазывалось грязью буквально всё. Писатель Альберт Лиханов, говоря о добровольцах 41-го года, так мотивировал их решение: «Шли, чтобы не ударить в грязь лицом на митинге, особенно партийные; шли и потому, что всё равно возьмут, так уж лучше добровольцем». Комментировать эту гадость нет нужды – напомню только о десятках тысячах ополченцев, которых никто бы без их желания не «взял»: и возраст не тот, и «броня» у многих была. В 55-ю годовщину Победы ректор Московского технологического университета Ю.М. Соломенцев вспоминал, как во время войны директор одного из уральских заводов опрометчиво издал приказ: «За потерю пропуска – на фронт». Буквально на следующий день более половины работников «потеряли» пропуска.

Академик Анатолий Логунов утверждал, что «мы в экономике… ничего не внесли в мировой опыт». Он, что, и вправду не знал: знаменитый «новый курс» Рузвельта, позволивший спасти капиталистическую систему, во многом основан на опыте советского социализма. Эрих Фромм в книге «Революция надежды», давно известной ко времени «перестройки», размышляя о необходимости коренного реформирования капиталистического общества, обозначает «институты и методы», которые нельзя разрушать, чтобы не разрушилось всё общество – и вторым по значимости пунктом называет «разветвлённое планирование» - метод, позаимствованный у советского социализма.

Каспаров в интервью так пояснял причину своего вступления в партию: «Мне было 20 лет, и я очень хотел стать чемпионом мира. В тогдашних условиях партбилет был одним из обязательных ключей, ведущих к трону». Но ведь Смыслов, Таль, Петросян не были в партии, тем не менее становились чемпионами мира.

Расхожим сделалось обвинение в бесчеловечности советской системы, подчинявшей, мол, человека государству. Тот же Лиханов, например, рассуждал: «Несострадающий, нежалеющий «общегосударственный человек» - да разве этот идеал мог выговорить слово «благотворительность». А вот при условии свободы инициативы… человеческая доброта и отзывчивость могут обрести блестящие практические формы».

Замечу, что задолго до Октябрьской революции многие гуманистически ориентированные мыслители тоже «не выговаривали» слово благотворительность – относились к благотворительности богатых крайне скептически: от Иоанна Златоуста, утверждавшего, что такая милостыня - «не милостыня, а жестокость и бесчеловечие. В самом деле, что за польза обнажить одного и одеть другого?», до Честертона, который видел достоинство произведений Диккенса в том, что в них «доброта… была свободна от недостатков, связанных со словом «филантропия».

В советском обществе подобная благотворительность была не нужна. Во-первых, потому что государство создало надёжную социальную защищённость людей; а во-вторых, потому что помощь ближнему была внутренней потребностью людей. Вот только один пример из многих подобных: «дети завода» - люди, оказавшиеся в тяжёлой жизненной ситуации, которым производственные коллективы (сугубо по своей инициативе, «разнарядок» на это не существовало) помогали справиться с трудностями. Речь идёт не только о чисто материальной поддержке – о гораздо большем: в частности, инвалидам помогали найти дело, дающее ощущение своей причастности к труду коллектива, своей общественной полезности. Причём, это считалось рядовым явлением. Разговоры об этом пошли, когда заводы в условиях «свободной инициативы» стали отказываться от своих «детей».

Сущность буржуазной благотворительности стала очевидной при переходе «перестройки» в «радикальные реформы». Скажем в газете было опубликовано письмо ветерана Великой Отечественной войны о том, что в клинике того самого Святослава Фёдорова, который обвинял советское общество в антигуманности, с него за спасение зрения потребовали заплатить сумму в шесть раз превышающую месячную пенсию. В один и тот же месяц в СМИ прошли две информации, касающиеся одного региона. В одной представитель организации, занимающейся социальной поддержкой людей, сетовал, что за три года только одна частная фирма пожертвовала сто тысяч рублей (по тому времени около 20-и долларов); в другой с восторгом сообщалось, что «благотворители» посулили каждому игроку местной команды в случае победы в чемпионате России по 20 тысяч долларов.

Кстати, и сам Лиханов в 90-е годы, столкнувшись с реалиями мира «свободной инициативы», заговорил совсем по-другому: «Когда наш фонд (Советский детский фонд имени В.И. Ленина – В.В.) только возник, свои скромные трёшки и десятки посылали в помощь обездоленным детям сотни тысяч людей – от пионеров до пенсионеров. Сейчас народ обеднел, а те, кто оказался богатым, не спешат поделиться». Неужто тогда, в конце 80-х годов, писатель был настолько, мягко говоря, наивен, что не мог предвидеть этого? Ведь русская классика даёт очень хорошее представление о том, что являют собой богатые. А трёшки и десятки слали те самые «общегосударственные люди», кои «не могли выговорить слово «благотворительность».

Разрушители советского социализма активно использовали тезис об «эксплуатации государством трудящихся». Так, делегат XXVIII съезда КПСС Л. Голяс «просвещал» людей: «Мало кто знает истинную картину. Именно у нас от рабочего отчуждается 70-80% труда против 20% в развитых странах». Не будем касаться полного непонимания сим делегатом партсъезда положения Маркса об отчуждённом труде. В данном случае существенно другое. То, что именно картина «госэксплуатации» трудящихся в СССР, обрисованная в этом высказывании, чрезвычайно далека от истинной. Завоевавший известность в постсоветское время исследователь советской цивилизации С.Г. Кара-Мурза писал в 90-е годы (но это не составляло секрета и прежде), что за воротами завода развитое капиталистическое государство изымает у рабочего до четверти зарплаты в виде налогов, ещё 14-20% в виде налога на добавочную стоимость, которого в доперестроечном Советском Союзе не было. Таким образом, уровень изъятий из зарплаты существенно выравнивался. Но у нас значительная часть изъятого возвращалась к тому же рабочему и его семье бесплатной медициной, бесплатным здравоохранением, бесплатным получением жилья и крайне низкой оплатой пользования им, очень дешёвыми продуктами – словом, всем тем, что пораждало в советских людях ту уверенность в завтрашнем дне, которой, как признавал уже в 1991 году рьяный поборник «демократии» П. Бунич, был лишён человек на Западе.

Правда, поскольку в советском социализме, с позиции «демократов», никаких преимуществ перед капитализмом априори быть не могло, Бунич и это трактовал как порок: оказывается, то, что человек у нас был освобождён от необходимости «всё время думать, как прокормить себя и семью», лишило общество тех стимулов, которые «и есть настоящий двигатель прогресса».

Советское прошлое забрасывали грязью не только в специальных статьях, передачах, книгах, фильмах, но и походя – для этого использовались и используются поныне любые поводы.

Скажем, представляли показываемый по ТВ документальный фильм «Последние письма» и ввернули: «Как весь андерграунд в СССР…», давая понять, что он создан как бы вне системы. Что ж, снять вне официальной системы кинопроизводства документальный фильм можно было. Но ведь нас тут же информируют, что картина получила немало наград международных кинофестивалей – в Кракове, в Лейпциге. Между тем, выставить фильм на конкурс фестиваля могли только официальные инстанции, что без санкции партийных органов было невозможно. И никакое «подпольное» произведение там даже не стали бы рассматривать. Так что фильм был не просто создан в рамках советской системы, но и одобрен ею.

Показу по ТВ фильма Швейцера «Золотой телёнок» была предпослана такая трактовка романа (именно романа): «…глухая тоска по уходящему артистизму последних свободных людей и радостной коллективной бесчеловечности «строителей нового мира». Чтобы бредовость подобной интерпретации стала очевидной, приведу только одну фразу Остапа: «Мы чужие на этом празднике жизни». «Золотой телёнок», в отличие от «Двенадцати стульев», как раз показывает моральный крах Бендера при столкновении с новой жизнью.

В концерте по заявкам Радио-1 исполняют заявку института гомеопатии. Ведущий предваряет номер пассажем, что институт десятилетиями подвергался гонениям со стороны властей. Но он сам сказал, что институт создан полвека тому назад. Кем же, если не властью? И кем он финансировался все эти «десятилетия гонений»?

Ведущая «Телеутра» заводит разговор о Есенине: «В этот день, 14 августа, Есенин написал свой «Железный Миргород». Вот что он говорит: «Мне страшно смешным и нелепым показался тот мир, в котором я раньше жил. Вспомнил про «дым Отечества», про нашу деревню, где чуть ли не у каждого мужика в избе спит телок на соломе или свинья с поросятами; вспомнил после германских и бельгийских шоссе наши непролазные дороги, и с этого момента я разлюбил нищую Россию». На этом цитата обрывается. В такой подаче она однозначно воспринимается как антисоветская филиппика. Но ведь у Есенина дальше следуют слова, которая ведущая опустила, а они придают совершенно иной смысл всему высказыванию: «С этого момента я ещё больше влюбился в коммунистическое строительство».

Такую подборку можно продолжать до бесконечности, потому что подобные выпады встречались и встречаются поныне в материалах «демократических» СМИ и высказываниях «демократов» буквально ежедневно.

Уничтожение страны начинается с уничтожения святынь, - утверждают философы. И «новомышленцы» целеустремлённо замазывали грязью исторические фигуры, ставшие священными для советского сознания: Ленин, герои первых пятилеток, Зоя Космодемьянская, Гагарин… ЮНЕСКО объявил юбилей А.С. Макаренко событием общечеловеческого масштаба, - а в наших «перестроившихся» СМИ он был «отмечен» серией предельно злобных статей о выдающемся педагоге.

Ещё раз подчеркну: речь не о попытках объективно разобраться в светлых и тёмных сторонах жизни этих людей, а именно об очернении. Скажем, еженедельник «Семь дней» как положительное явление оценил совершенно маразматические передачи о Ленине: «Например, о том, что Ленин – гриб, или о том, что Ленин умер от переедания яиц… Это были очень нужные (выделено мной – В.В.) передачи».

В самом конце 80-х годов максимальной мощности достигли причитания о «нищете» и «голоде». Даже в главном органе ЦК КПСС «Правде» в 1989-1990 годы из номера в номер шли статьи и заметки, авторы коих слёзно жаловались: мы бедные, мы голодные, мы нищие. Теперь эти сетования наглядно подтверждались опустевшими прилавками магазинов и заметным ухудшением экономического положения страны. Но дело ведь в том, что прилавки опустели именно в этот период, о чём свидетельствуют, в частности, газетные заголовки 1990-1991 годов: «В Москве появились очереди за хлебом» («Московские новости»), «Какой Мамай опустошил прилавки» («Белгородская правда») и т.п.

Уже тогда здравомыслящему человеку было очевидно, что в создании такого положения виновна отнюдь не советская социалистическая система, а её «оздоровление» методами «перестройщиков». Разрушение плановой системы, переключение предприятий на погоню за прибылью любой ценой, поощряемую законом «О предприятии» (действие этого закона, как и целого ряда других, разрушающих устои социалистической экономики, начало проявляться в 1988 году; особо отмечу предоставление предприятиям права самим продавать свою продукцию за рубеж, что имело тягчайшие последствия для народного хозяйства), разрушение всех нравственных барьеров на этом пути привели к разрегулированию всего хозяйственного механизма.

Например, на совместном заседании Комиссии по торговле и услугам населению Совета Национальностей Верховного Совета СССР и Комитета народного контроля СССР было отмечено, что при неудовлетворительном обеспечении населения одеждой, предприятия лёгкой промышленности простаивают, поскольку испытывают острую нехватку сырья. Председатель Комиссии Г. Киселёв констатировал: «Сырья перестаёт хватать прежде всего потому, что повсеместно рушатся связи и межреспубликанские, и межрегиональные, и межотраслевые и даже внутриотраслевые, когда, например, в одной и той же республике прядильные фабрики не поставляют пряжу текстильщикам. Всё больше на уровне предприятий появляется охотников продавать сырьё за границу, чтобы получить там твёрдую валюту, но не для того, чтобы дальше развивать своё производство, а чтобы самим обогащаться за счёт тех, кому нечего продавать за рубеж… Другой пример. Узбекистан не полностью выполняет в этом (1990) году свои поставки хлопка государству. Но не потому, что не имеет его, а потому что тоже намерен продать хлопок за рубеж или с большей выгодой для себя – в Союзе».

Кооперативы, которые поначалу выдавались за эффективное средство борьбы с дефицитом, отнюдь не способствовали наполнению прилавков. По данным КРУ Министерства финансов СССР их привлекала отнюдь не производственная деятельность (в 1991 году лишь 17% кооперативов занимались производством товаров народного потребления), а деланием денег. Только в первом полугодии 1989 года (напомним, что закон «О кооперации» был принят в 1987 году, а плодиться кооперативы начали всё в том же 1988-м) число посреднических и закупочных кооперативов увеличилось в 14 раз.

Зачастую их деятельность была просто легализованной спекуляцией. Начальник Главного управления БХСС МВД СССР В. Рунышков как типичный для 1989 года привёл такой пример: кооператив закупил в Москве 300 тонн колбасы, перевёз в Якутию и там продал в несколько раз дороже. Общее количество колбасы от этой операции не увеличилось, зато в Москве её стало существенно меньше. Много раз вскрывались факты сговора кооператоров с нечистыми на руку работниками госпредприятий, которые снабжали их ворованными сырьём и материалами. О том, в каких масштабах кооператоры выкачивали средства из советской экономики, можно судить по следующему примеру: за семь месяцев 1989 года они изъяли из банков Москвы свыше полутора миллиардов рублей, - а поступило от них в банки 60 миллионов рублей. Но ведь ещё Ломоносовым установлено: ежели в одном месте убывает, то в другом непременно прибывает…

Сейчас уже совершенно ясно, что с самого начала кооперативы были задуманы не как средство решения каких-либо хозяйственных проблем, а для создания классовой базы контрреволюции. И эту задачу «перестройщики» успешно решили.

Огромные масштабы приобрёл вывоз товаров из страны. В 1990 году только через таможню Бреста ежедневно на Запад проходило в среднем 50 железнодорожных составов с холодильниками, телевизорами, стиральными машинами, зерном, мясом и т.п. В 1991 году Советский Союз таким путём лишился 47% произведенных холодильников и пылесосов, 38% магнитофонов, 65% магнитол, 96% радиоприёмников, 65% мясорубок, 37% швейных машин, 52% стиральных машин, 53% фотоаппаратов, 60% часов, 78% автомобилей, 75% телевизоров. Так создавался тот самый тотальный дефицит, в коем ныне обвиняют советскую социалистическую систему. При этом речь идёт не о вывозе товаров по лицензии Министерства внешней торговли. Скажем, по ней в 1990-1991 годы в Турцию не было поставлено ни одного телевизора, в то время, как их ввезли в эту страну из СССР около двух миллионов. Шло неприкрытое разграбление страны. Кстати, после таких объёмов покупок в капиталистических странах советских товаров вряд ли можно говорить об их плохом качестве.

Наконец, товары просто укрывались от покупателей. Вот один из многочисленных примеров выявленных подобных случаев: «В 18-и магазинах Москвы внезапной проверкой был зарегистрирован искусственный дефицит: товары в подсобках имелись в изобилии, а на прилавках было пусто».

Но, разумеется, «перестройщики» в возникновении экономического кризиса винили не свои действия, а плановую систему социализма – от неё все беды. Между тем, объективные данные и оценки авторитетных специалистов свидетельствуют, что плановая социалистическая экономика и в середине 80-х годов была эффективней капиталистической. С 1949 по 1986 годы темпы роста национального дохода в странах СЭВ были в три раза выше, нежели в развитых капиталистических государствах. По данным Конференции ООН по торговле и развитию в 1980-1985 годах темпы роста валового национального продукта на душу населения в социалистических странах Европы составили 2,5%, а в капиталистических - 1,9%. Исследования группы учёных во главе с Нобелевским лауреатом американцем Василием Леонтьевым показали, что к 2000 году (разумеется, тогда уничтожения европейского социалистического лагеря и СССР никто не предвидел) доля стран с централизованной плановой экономикой в мировом продукте должна вырасти с 23% до 27%, а доля развитых стран с рыночной экономикой сократиться с 66% до 51%.

Рыночная система (не путать с товарным рынком, который существовал во всех системах от рабовладельческого общества до советского социалистического) стала объектом поистине культового поклонения «новомышленцев»

«Всякое общество, пытавшееся уйти от рыночных отношений, было обречено на нищету и прозябание», - витийствовал сотрудник Института социализма А. Ципко. «Производитель, оказавшийся в плену этого удивительного механизма, не может не работать интенсивно и не выпускать добротные вещи, прямо отвечающие спросу. Ибо иных вещей в условиях конкуренции никто не купит. Но и покупатель не может избежать высокопроизводительного труда, без платы за который он рискует оказаться в положении нищего на переполненном рынке. Экономическая структура действует «автоматически», «сама», на основе интереса и удовлетворения потребностей», - умилялся директор Института философии и права С. Алексеев. «Рынок накормит, обует и спасёт. Рынок кормит и обувает и одевает миллиарды граждан земли», - в молитвенном экстазе восклицали Пинскер и Пияшева. «У нас только один путь – это рынок, экономическая свобода», - убеждал сомневающихся С. Фёдоров. «В мире есть царь, этот царь всюду правит. Рынок – название ему», - провозгласил П. Бунич. Ну, а тех, кто, несмотря на столь активные уговоры, опасался, что царь этот окажется пострашнее Ирода, Фёдоров успокаивал: гарантией того, что рыночная система не отбросит людей в нищету, «должны стать гуманизм и демократия».

Подобных образцов подлости можно привести ещё немало. Именно подлости, поскольку специалисты вряд ли не понимали, что свободный рынок и гуманистические принципы по природе не совместимы. Напомню, что именно тот самый «царь, имя которому рынок» вызвал не где-нибудь в слаборазвитых странах, а в США разорение миллионов крестьян и «голодомор» - когда в условиях грянувшего кризиса конца 20-х – начала 30-х годов фермеры не смогли расплатиться по кредитам, банки отобрали у них всё имущество, лишив пять миллионов крестьян средств к существованию. Более того, чтобы не снижать цену на сельхозпродукцию, «эффективные бизнесмены» запахали около 10 миллионов гектаров земли с уже выращенным урожаем и уничтожили (не вырезали с продажей мяса, а именно уничтожили) более 6,5 миллионов свиней.

За прошедшие с тех пор десятилетия в морали капитализма не изменилось ничего. Как раз в самом конце 80-х ультрадемократические «Московские новости» поместили интервью с Карлом Поппером, которого редакция представила как ведущего на Западе теоретика антикоммунизма. И в нём философ утверждал: «если они (бизнесмены) смогут, непременно постараются вас ограбить. Такова несентиментальная природа бизнеса». Ну, а минимально грамотные экономисты не могли не знать того, что именно свободный рынок вверг в конце 20-х годов капитализм в тяжелейший кризис, выйти из которого удалось только с помощью мер, позаимствованных у советского социализма.

Наверняка знали рьяные пропагандисты свободного рынка и о том, что в большинстве стран с рыночной системой огромное число людей живёт в ужасающей нищете, зачастую не имея возможности получить ни врачебной помощи, ни образования; что даже в чрезвычайно богатых рыночных Соединённых Штатах – в отличие от Советского Союза доперестроечного времени – миллионы детей в конце 80-х годов голодали или жили под угрозой голода. По информации Би-Би-Си, переданной уже в новом веке, только в Нью-Йорке около миллиона человек вынуждены пользоваться благотворительными обедами.

Используя опыт своих предшественников в деле «искоренения коммунизма», наши «реформаторы» целеустремлённо освобождали людей от «химеры совести». Честность, верность убеждениям стали интерпретироваться как некие ущербные качества, патриотизм – чуть ли не как что-то аморальное. Зато предательство расценивалось как добродетель.

Удивляться тут нечему. Ведь сами «новомышленцы» совесть давно потеряли. Несколько лет назад Г.Попов доказывал неоспоримые преимущества планового хозяйства, сравнивая плановую экономику с машиной, которая, имея точный маршрут, наверняка придёт к цели быстрее машины, движущейся наобум; Н. Шмелёв как важное достоинство социалистической экономики подчёркивал, что её «отличает высокая степень защищённости от конъюнктурных колебаний мирового спроса»; «Октябрьская революция покончила с эксплуатацией человека человеком, сделала тех, кто трудится, хозяевами своей судьбы. Эти несколько слов выражают главное содержание Октябрьской революции. Десятки тысяч страниц исписали буржуазные авторы об этой революции, чтобы в словесном океане утопить, скрыть от трудящихся всего мира именно эти несколько слов», - давал отповедь противникам Октября Ю. Афанасьев; О. Лацис утверждал, что в Великой Отечественной войне «победила советская хозяйственная система»… А теперь они и легион им подобных вдруг оказались на диаметрально противоположной позиции.

Вряд ли есть хоть какие-то основания полагать, будто они прежде были обмануты пропагандой, а теперь вдруг прозрели. Ведь во главе антикоммунистической кампании стояли не рядовые интеллигенты, а те, кто занимали важное положение в пропагандистской системе КПСС – «штатные» идеологи, номенклатурные журналисты, активные популяризаторы линии партии.

Не соответствует истине и тезис, будто они прежде были вынуждены(?!) лгать, а теперь получили возможность говорить правду. Потому что, напротив, они прежде говорили правду. Скажем, в том, что Шмелёв говорил святую истину о преимуществах социалистической экономики, мы смогли убедиться, когда по капиталистической экономике России колебания мирового спроса, вызванные кризисом 2008 года, нанесли тяжелейший удар, который повторился в 2014 году вслед за очередным снижением цены нефти на мировом рынке. И разве возможно усомниться в том, что в Великой Отечественной войне победила советская социалистическая хозяйственная система, если СССР, вынужденный эвакуировать многие сотни заводов, уже к 1943 году превосходил по производству основных видов вооружения Германию, на которую работала промышленность почти всей континентальной Европы. Зато теперь, как было показано выше, «новомышленцы» лгали совершенно беспардонно.

Ложь и то, что деминтеллигенция боролась за политическую свободу и демократию. Её понимание свободы вполне определённо вырисовывалось уже к концу 80-х годов: мы имеем право делать всё, что захотим, а остальные должны делать то, что хотим мы – иначе они враги свободы и демократии.

В 1989 году Г. Попов весьма откровенно изложил «демократическое» понимание демократии: «Очевидно, чем опасен выход на выборы миллионов людей, недостаточно связанных новыми отношениями собственности или вообще не руководствующихся новыми экономическими интересами… Могут получить питательную среду идеи уравнительности, конфискаций… Неограниченная демократия с правом избирателей на всё влиять (например, ввести налоги на собственность или «зажать» экономическое неравенство системой мощных социальных гарантий менее обеспеченным слоям) может аннулировать все преимущества новой экономики». Если выделить суть: право влиять на политические и экономические решения должны иметь только те, кто руководствуется новыми экономическими интересами – т.е. поборники реставрации капитализма.

И принцип «ограниченной демократии» стал основополагающим в построении «демократической» России. С момента контрреволюционного переворота прошло уже много лет, «новыми отношениями собственности» повязана уже вся Россия, а ограничения демократии меньше отнюдь на становится. Достаточно сказать, что если Конституция РФ, принятая уже в капиталистической России, провозглашает сувереном народ и декларирует, что «Высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы», то власть целеустремлённо сводит значение мнения «суверена» к нулю. Она ввела такие законы, которые не просто крайне затрудняют организацию референдума по инициативе «суверена», но делают совершенно невозможным референдум по ключевым вопросам настоящего и будущего страны. Так, в конце марта 2008 года ГД единороссовским большинством продавила поправку в Федеральный конституционный закон «О референдуме РФ», которая гласит: «Референдум РФ не может быть использован в целях принятия решений, противоречащих Конституции РФ». Получается, что 383 депутата (столько было голосов «за») могут менять Конституцию, вводя ограничение провозглашённого ею безо всяких оговорок принципа, что референдум является «высшим выражением власти народа», а народ – не имеет на это права. Подавляющее большинство граждан России (по данным, обнародованным на сайте «Единой России», 93%) были против вхождения страны в ВТО, которое, как признавалось даже на официальном уровне, чревато многими проблемами в экономике. Прозвучало предложение решить вопрос демократическим путём – вынести его на референдум. Однако, как сообщило РИА «Новости», чиновники Центризбиркома постановили, что "Вынесение на референдум (этого вопроса – В.В.) не соответствует требованиям федерального конституционного закона". Вновь восторжествовал главный принцип российской «демократии», провозглашённый Ельциным: «Будет так, как я хочу».

В контролируемых ими СМИ «демократы» и до переворота августа 1991 года проявили себя как поборники железного тоталитаризма. Недавно созданные и подвластные «демократам» Российское телевидение и Радио России не допускали ни малейшего отклонения от генеральной линии антикоммунизма. И здесь тоже положение не изменилось за прошедшее с тех пор время. КПРФ, дважды побеждавшая на выборах в Госдуму – в 1995 и 1999 годах, так и не получила возможности свободного выхода в эфир по центральным государственным каналам радио и телевидения для прямого и свободного выражения своей позиции по важнейшим вопросам внутренней и внешней политики страны. И у недавних ярых борцов за права и свободы всё это никаких возражений не вызвало.

Полностью раскрылась сущность деминтеллигенции в начале 90-х годов, - когда все иллюзии относительно благотворного действия «реформ» окончательно развеялись, и стало очевидным, что они ведут к разграблению богатств страны и обнищанию народа, полной дегуманизации общества и неимоверному ослаблению державы.

Боль за державу, стремление спасти её объединили коммунистов с теми, кто недавно считался (порой заслуженно) врагами коммунизма. Возникали немыслимые прежде ситуации вроде того, что Пётр Абовин-Егидес, преследовавшийся за свои взгляды и при Сталина, и при Хрущёве, и при Брежневе, приезжает из Парижа в Москву, чтобы выступить на процессе по «делу КПСС» в защиту партии; что один из лидеров антикоммунистов Владимир Максимов становится обозревателем «Правды», не изменившей своей коммунистической ориентации, а другой известный диссидент Андрей Синявский в 1996 году, по сути дела, помогает предвыборной кампании лидера КПРФ Зюганова…

Ну, а деминтеллигенты снова и снова с упорством, достойным лучшего применения, демонстрировали полное отсутствие подлинной интеллигентности: с холуйским энтузиазмом обслуживали систему, во главе которой поставлена самая бесстыдная алчность; исступлённо защищали курс власти на разрушение страны и вымирание народа; сытые и всем обеспеченные, с высокомерной брезгливостью вопрошали тех, кого «реформы» отбросили в сферу физического выживания: «Неужели вам колбаса дороже свободы?»; при расстреле конституционного высшего органа государственной власти и убийстве десятков беззащитных людей уподоблялись средневековой черни, с воодушевлением вопившей при аутодафе: «Огня! Ещё огня!»… «Ну как у меня повернётся язык после этого назвать этих нелюдей интеллигентами, - писал Максимов. – Монстрами, вурдалаками – да, интеллигентами – никогда!».

У любого нормального человека вне зависимости от его политических воззрений (пример Максимова подтверждает это) подобное «обновление мышления» не могло вызвать ничего, кроме омерзения. Однако, видимо, религиозный философ, эмигрант Лев Карсавин был прав, дав такую характеристику русскому человеку: «Ради идеала он готов пожертвовать всем; усомнившись в идеале, являет собой образец неслыханного скотоподобия или мифического равнодушия ко всему». Только летаргией разума, охватившей десятки миллионов таких «усомнившихся в идеале» можно объяснить, что огромное число рядовых людей приветствовало монстров, выношенных «перестройкой», что на выборах президента России в 1991 году они отдали свои голоса за разрушение Отечества (ведь Ельцин ещё до выборов не скрывал, что выступает против сохранения единой державы, которая веками звалась Россией), за резкое ухудшение жизни большинства населения (ведь Ельцин и его команда прямо ратовали за введение свободного рынка, который неминуемо должен был вызвать дикий взлёт цен), за полную моральную деградацию власти (ведь к ней рвались люди, которые сами заявляли, что выстроили свою карьеру на лжи).

Деминтеллигенты стремятся утвердить миф, будто в конце 80-х годов они мужественно шли против власти. Ничего подобного! Они по-прежнему ей рьяно прислуживали. Ведь именно власть – верхушка КПСС – взяла курс на уничтожение социализма. И потому она не предпринимала даже попыток бороться с антикоммунизмом.

Между тем, когда антикоммунистическая кампания набирала обороты, все рычаги управления находились в руках партийных чиновников, и подавляющим большинством СМИ руководили «члены КПСС». Тем не менее, её развёртывание не встречало никакого сопротивления. Я имею в виду не только административные меры, а прежде всего идейную борьбу. Более того, как раз в то время, когда атаки на коммунистическую идею и советский социализм приняли совершенно неистовый характер, руководители КПСС провозгласили курс на «деидеологизацию».

Зато попытка рядового коммуниста Нины Андреевой подняться в контратаку вызвала предельно жёсткую реакцию Горбачёва и его команды. Они в полном «консенсусе» с самыми оголтелыми антикоммунистами приложили все усилия, чтобы сделать само имя Нины Андреевой символом косности и реакционности.

А в 90-е годы во главе уже откровенно антикоммунистических режимов в подавляющем большинстве республик бывшего Советского Союза встали члены Политбюро ЦК КПСС, секретари республиканских компартий. Всё это даёт основание для вывода, что «генеральным штабом» контрреволюции был именно высший эшелон КПСС во главе с её Генеральным секретарём.

Ну, а о том, насколько далека от верности принципам социализма и идеалам коммунизма была партноменклатура в целом свидетельствуют такие данные, приведенные в СМИ в середине 90-х годов: в окружении Ельцина в то время выходцы из номенклатуры советского времени составляли 75%, в кабинете министров – 74, 3%, в региональной «элите» - 82,3%. Советские и партийные чиновники, спрятав подальше партбилеты, дружными рядами пошли на службу антисоветскому и антикоммунистическому режиму. Собственно, вся верхушка «демократической» России – ренегаты из КПСС. Начнём по ранжиру, с президентов РФ: Ельцин – член КПСС с 1961 года; Путин – с 1974; Медведев – с 1986. Главы правительства: Гайдар – член КПСС с 1980 года, Черномырдин – с 1961, Кириенко – с 1984, Касьянов – с 1978, Фрадков – с 1971. Председатели ГД от «Единой России»: Грызлов – член КПСС с 1972 года, Нарышкин – с 1978, Володин – с 1985. Чубайс, знаковая фигура «реформ» - член КПСС с 1980 года…

Были, конечно, в партии не только ренегаты, но и противники разрушения советской социалистической системы – не одна Нина Андреева, сотни тысяч рядовых коммунистов. Однако движение сопротивления так и не сложилось. Честные руководители так и не смогли стать лидерами, мобилизующими рядовых членов партии и направляющими их действия. Они ограничивались «боями местного значения» на уровне ЦК, причём, и там в решительные моменты каждый раз отступали. Возможно, тут сказывалась выработанная привычка подчиняться окрику свыше. Но наверняка немалую роль сыграл ловко задуманный и разыгранный ход с подменой противоборства противников и сторонников реставрации капитализма противоборством двух капитализаторов – Горбачёва и Ельцина.

А партийные массы, отвыкшие за годы «единогласной поддержки» от реального воздействия на политику партии, не смогли выдвинуть из своей среды новых лидеров, отвечающих требованию исторического момента. Та же Нина Андреева, мужественно бросившая публичный вызов «перестройщикам», в роли организатора сопротивления, увы, оказалась несостоятельной.

И ещё один, может быть, самый существенный момент. У тех партийных руководителей, которые не приняли горбачёвского курса «перестройки», не было ни чёткой программы действий, ни воли бороться до конца. Особенно явственно это проявилось в трагические дни августа 1991 года, когда в решающий для страны момент партия практически полностью бездействовала. Призыв «Социализм или смерть!», спасший в 90-е годы Кубинскую революцию, у нас так и не прозвучал.

С самого начала 90-х годов получила распространения версия о «пятой колонне» в верхушке КПСС, разрушавшей советский социализм по заданию западных спецслужб. Прямые юридические доказательства того мне неизвестны. Но очевидно, что вся «перестройка» полностью соответствовала жизненно важным интересам ведущих капиталистических государств.

…Надвигающаяся гибель мировой системы капитализма – не домыслы коммунистов. Ею всерьёз были обеспокоены западные учёные и политические деятели. В 1987 году вышла книга американского экономиста Р. Гилпина «Политэкономия международных отношений». В ней автор говорит: «Расширение империалистического капитализма в Африку, Азию и повсюду даст новую жизнь капиталистическому способу производства… Неизбежный крах капитализма может быть отодвинут».

Однако пока существовала мощная система социализма, такое расширение в значительной степени сдерживалось. Более того, происходило постепенное уменьшение сферы влияния капитализма. И потому победа над Советским Союзом для развитых капиталистических государств была в буквальном смысле вопросом жизни и смерти. Маргарет Тэтчер, выступая в Хьюстоне уже после победы над СССР, в ноябре 1991 года, признала: «Советский Союз – это страна, представлявшая серьёзную угрозу для западного мира. Я говорю НЕ О ВОЕННОЙ УГРОЗЕ… Я имею в виду УГРОЗУ ЭКОНОМИЧЕСКУЮ (выделено мной – В.В.). Благодаря плановой политике и своеобразному сочетанию моральных и материальных стимулов, Советскому Союзу удалось достигнуть высоких экономических показателей. Процент прироста валового национального продукта у него был, примерно, в два раза выше, чем в наших странах. Если при этом учесть огромные природные ресурсы СССР, то при рациональном ведении хозяйства у Советского Союза были вполне реальные возможности вытеснить нас с мировых рынков».

На борьбу с лагерем социализма «цивилизованный мир» потратил триллионы долларов. Тем не менее, уже казалось, что западный капитализм ничто не спасёт (доводилось встречать информацию, что известный эколог П. Эрлих предлагал пари, что капитализм не сможет сохранить хотя бы видимость благополучия до 2000 года; эту точку зрения разделял и канадский экономист Д. Дэвидзон, а знаменитый тогда германский философ А. Зиновьев призывал советское руководство не затевать никаких перестроек, просто сохранять стабильность – и Советский Союз выиграет соревнование с западным миром). Однако вместо того, чтобы последовать этому совету, руководители КПСС и послушная им команда взялись целеустремлённо разрушать систему социализма. И преуспели в этом. Видный политический деятель США А. Иглбергер потом признал, что хотя Соединенные Штаты и выиграли холодную войну, они «пересекли финишную линию на исходе дыхания».

Бросается в глаза, что «обновление мышления», затеянное Горбачёвым, Яковлевым и компанией, удивительно точно соответствует уже упоминавшемуся «плану Даллеса», который определил, в частности, такие задачи по разрушению советского социализма: «Сознание людей способно к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить… Из литературы и искусства мы постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отобьём у них охоту заниматься изображением, исследованием тех процессов, которые происходят в глубине народных масс. Литература, театры, кино все будут изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых художников, которые будут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма – словом, всякой безнравственности… Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны. Хамство и ложь, наглость и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов – всё это мы будем ловко и незаметно культивировать, всё это расцветёт махровым цветом… Будем вырывать духовные корни большевизма, опошлять и уничтожать основы народной нравственности. Будем выветривать этот ленинский фанатизм… Мы будем браться за людей с детских, юношеских лет, станем разлагать, развращать, растлевать…». Этот план был пунктуально воплощён в ходе «перестройки».

Просматривая газеты ЦК КПСС позднего этапа «перестройки», обращаешь внимание на то, что их политические обозреватели бдительно следили, дабы у людей не зародилась мысль: а в чьих, собственно, интересах осуществляются в нашей стране и в мире такие преобразования. Вот несколько примеров из ряда подобных.

«Советская культура», Г. Герасимов: «Пресс-секретарь Белого дома подтвердил: «Мы считаем, что Горбачёв осуществляет перемены, которые являются благоприятными для долгосрочных интересов Соединённых Штатов. В прошлом черно-белом мире наша бдительность встрепенулась бы: благоприятствовать американским интересам?»

«Правда», В. Овчинников: «Отголоском старого мышления назову склонность трактовать события в Восточной Европе как победу над социализмом в «холодной войне».

«Правда», Г. Васильев: «Оставим в стороне замечание госсекретаря о продвижении народов социалистических стран к западным ценностям. Мы считаем, что революционные преобразования в странах нашего региона направлены на восстановление истинных ценностей социализма» - и это написано в конце 89-го года, когда никаких иллюзий относительно характера «преобразований» в странах Восточной Европы у любого трезво мыслящего человека оставаться уже не могло.

Симптоматична незначительная, на первый взгляд, история с показом по Центральному телевидению в середине 80-х годов – ещё до начала антикоммунистической кампании – чешского сериала «30 случаев майора Зеемана». Как выяснилось несколько лет спустя, тогда остались за кадром серии, повествующие о событиях, связанных с попыткой антисоциалистического переворота 1968 года. И вовсе не потому, что авторы фильма интерпретировали их с позиции, неприемлемой для официальных политических установок советского социализма. Совсем наоборот. В этих сериях была очень чётко выявлена тактика чешских антикоммунистов: прикрываясь лозунгами «обновления социализма» добиться контроля над СМИ и при попустительстве, если не при прямом пособничестве верхушки компартии вести жесточайший моральный террор против тех, кто не изменил своим коммунистическим убеждениям.

Создатели сериала с большой эмоциональной силой показали всю подлость подобных «новомышленцев», обнажили истинные цели их действий. Поэтому изъятие этих серий можно объяснить только одним: опасением будущих «перестройщиков», что когда они начнут разыгрывать точно такой же сценарий в советском обществе, люди вспомнят фильм, и он поможет им понять, куда на самом деле ведут страну «обновители социализма»