Виктор Василенко: Франтишек Печка – больше, чем Густлик.
К 90-летию со дня рождения актёра

На своём первом Московском международном кинофестивале – в 1973 году – я был в амплуа зрителя, из тех, правда, которые свободное от просмотров время проводят у входа в штаб фестиваля (благо, в то время, этому никто не препятствовал). Мне повезло: знакомый студент-поляк оказался вхож в делегацию польских кинематографистов и представил меня нескольким актёрам и режиссёрам. Те вежливо кивнули – и тут же забыли о моём существовании. Но Франтишек Печка и при нашей следующей встрече приветливо улыбнулся мне. Это придало смелости, и я заговорил с ним.

Разумеется, интервью я тогда и не пытался брать, просто лестно было пообщаться с самим «Густликом» из невероятно популярного многие годы сериала «Четыре танкиста и собака». Актёр, видимо, понимал, чего от него ждут, и добросовестно изображал своего героя. Впрочем, фраза Янека, главного героя сериала, «из ста килограммов веса девяносто – доброты» относилась не только к персонажу Печки, но и к самому актёру. Во всяком случае, вещественным результатом нашего знакомства стал гостевой билет на фильм Курта Гофмана «Капитан», который мне достал Франтишек.

На встречу с «Густликом», признаться, я был настроен и когда шесть лет спустя направлялся в варшавский театр «Повшехны» на интервью с Франтишеком Печкой, согласие на которое, замечу, он дал сразу же. Я знал, конечно, что на его счету есть роли куда более значительные, нежели эта, но в душе всё равно преобладал образ весёлого добродушного танкиста.

Однако вскоре после начала нашей беседы я понял, что, если с любителем кино общался «Густлик», то с журналистом вёл разговор именно актёр Франтишек Печка. Даже о фильме «Четыре танкиста и собака» он говорил очень серьёзно и профессионально.

- Я бы не сказал, что роль Густлика занимает какое-то особое место в моём творчестве. Конечно, работа над ней что-то дала мне в творческом отношении, но это даёт – во всяком случае, должна давать – любая работа актёра. А что мне принесла именно эта роль – так это безумную популярность, которой у меня до неё не было, хотя к тому времени я уже пять лет играл в кино и больше десяти в театре. Думаю, здесь дело не в каких-то выдающихся достоинствах моей игры, сколько в том, что телевидение имеет аудиторию во много раз большую, чем кино, не говоря уже о театре. А фильм о танкистах, ко всему, был ещё и одним из первых сериалов в Польше.

- А как Вы сейчас относитесь к этому фильму?

- Последний раз я смотрел «Танкистов» несколько лет тому назад вместе с сыном, которому тогда было пять лет. На меня фильм произвёл довольно приятное впечатление: он хорошо смотрится и в нём есть какая-то правда жизни. А сын пришёл в восторг от того, что его папа был танкистом. А если говорить об отношении к фильму зрителей, то я считаю, что «Танкисты» выдержали испытание временем, потому что уже новое поколение зрителей смотрит фильм с интересом. Об этом свидетельствуют письма, которые до сих пор приходят к Густлику.

Не знаю, сколько писем приходило к актёру, но как раз в тот приезд я узнал, что польское телевидение обратилось к детям с вопросом: «Какие фильмы вы хотели бы увидеть?». И более ста тысяч ребят ответили: «Четыре танкиста и собака».

- Не сделала ли Вас такая «безумная популярность» Густлика на какое-то время рабом этой роли, как это случилось, например, со Станиславом Микульским после сериала «Ставка больше, чем жизнь»?

- Нет. Наверное, дело в том, что до «Танкистов» я зарекомендовал себя как характерный актёр, и режиссёры не были склонны видеть во мне типажа. Во всяком случае, то, что я сыграл сразу после «Танкистов» - Коса в фильме «Худой и другие», Харатык в фильме «Солнце всходит раз в день», Матеуш в фильме «Житие Матеуша» - были роли совершенно иного плана, нежели Густлик.

Это был сложный момент нашей беседы. У нас Печку знали, прежде всего, по фильмам «Рукопись, найденная в Сарагосе», «Освобождение», «Легенда», «Польский альбом», «Земля обетованная». Но Золотую гроздь на фестивале в Лагуве ему принёс Харатык, премию за лучшую мужскую роль фестиваля в Чикаго – Матеуш, а только что критики назвали ролью года Беднаржа в фильме Кесьловского «След». Я и сам был знаком с большинством этих работ лишь заочно: читал, что Харатык – крестьянин, видящий смысл жизни в том, чтобы поднять своё хозяйство; Матеуш – человек, который чувствует органическую связь с природой, но не находит контакта с другими, даже близкими, людьми. И только «След» я посмотрел в этот приезд. В этом фильме Печка создал образ руководителя, оказавшегося в ситуации, когда он должен сделать выбор: пожертвовать карьерой или пожертвовать своими принципами. Для того, чтобы углубляться в разговор о Матеуше, Харатыке, Косе у меня не хватало информации, а просто обойти их молчанием было нельзя. Пришлось изобретать вопросы, которые бы скрыли моё незнание этих фильмов.

- Критики считают наиболее выдающейся Ваше работой роль Матеуша в фильме Лещинского «Житие Матеуша». А какая роль Вам самому принесла наибольшее удовлетворение?

- Действительно, «Житие Матеуша» - очень хороший фильм. И эта роль мне самому кажется одной из наиболее удачных. Но не меньшее удовлетворение я получил и от роли Харатыка.

- А над какой ролью Вам было интереснее всего работать в чисто человеческом отношении?

- Я снова назову «Житие Матеуша». Над этим фильмом работала очень небольшая съёмочная группа. Между нами установилось очень хорошее взаимопонимание. Работа над этим фильмом была по-настоящему творческим процессом, а не той «машиной», в которую чаще всего превращается съёмка фильма, и которая, по моему убеждению, очень эффективно сбивает настрой, необходимый для создания того или иного эпизода.

- Я видел далеко не все Ваши фильмы, но у меня сложилось впечатление, что роль Беднаржа по своему духовному содержанию занимает особое место в Вашем творчестве? Или у Вас были другие роли, подобные по психологическому материалу?

- Это, действительно, необычная для меня работа в кино. В предыдущих фильмах я почти всегда играл в кино простых людей – крестьян, солдат. А тут молодой режиссёр Кшиштоф Кесьловский предложил роль интеллигента, причём, занимающего высокое положение. Я очень удивился – и поскорее согласился. Потом, когда я глубже вник в образ, меня привлекло и то, что этот человек показан в ситуации, когда полностью раскрывается его внутренняя сущность. Он оказался в положении, когда ясно понимает, что ничего в нём изменить не может. Может только сохранить верность себе, но против этого выступает всё то, что принято считать критерием успеха в жизни.

Мы разговаривали в артистической уборной – этим вечером у актёра был спектакль. Вскоре после начала беседы сюда же пришёл какой-то подросток. И вот я заметил, что он начал переодеваться. Появилось опасение, что Франтишек вот-вот скажет: «Мне тоже пора готовиться». Однако он никак не выказывал нетерпения, и я продолжил:

- Вы играли у таких выдающихся режиссёров, как Вайда, Хас, Кавалерович, Кутц. Работа с кем из них оставила у Вас наибольшее впечатление?

- Все они – замечательные мастера. Но, честно сказать, мне наиболее интересно было работать с другим режиссёром – Хенриком Клубой, у которого я снялся в фильмах «Худой и другие» и «Солнце всходит раз в день».

- В последнее время Вы часто снимаетесь у молодых режиссёров. Это случайность?

- Надеюсь, что нет, что это – признак их доверия ко мне.

- Где Вы считаете у актёра большие возможности самовыражения: в кино или в театре?

- В театре. Точнее, если говорить о «раскрытии» актёра перед зрителями, то здесь кино с его крупными планами предоставляет большие возможности. Но если иметь в виду именно возможность самовыражения, то – безусловно, театр. В кино в подавляющем большинстве случаев актёру оставляют очень узкие рамки для творчества – он должен воплощать видение режиссёра. Это специфика кино и восставать против этого бессмысленно. Если бы каждый актёр стал бы играть так, как ему хочется, фильм просто рассыпался бы. А вот театр предоставляет актёру гораздо большую свободу творчества.

Слова Франтишека напомнили мне недавнее интервью с Барбарой Брыльской, которая считала, что хорошие актёры и оператор могут прекрасно обойтись и без режиссёра. Захотелось узнать мнение артиста ещё по одному спорному для меня высказыванию Брыльской из того интервью. Но я видел, что парень уже полностью подготовился к выходу на сцену, а значит, мне вот-вот корректно укажут на дверь.

- Можно ещё несколько минут? – просительно сказал я.

Франтишек добродушно улыбнулся и сразу снова стал похож на Густлика: - Ну хорошо.

- Мне совсем недавно от человека из мира польского кино довелось услышать мнение, что военная тема всем надоела, никому уже не нужна, и военные фильмы продолжают снимать только потому что «там» считают, что надо…

- Я играл во многих военных фильмах. Правда, до больших чинов не дослужился – максимум, чего достиг, сержантские нашивки. И я считаю, что военная тема далеко не исчерпана. Другое дело, что сейчас наступило время иного взгляда на то время. Прежде преобладали традиционная героика и, ставшая у нас не менее традиционной попытка поставить под вопрос этот героизм (то, за чем утвердилось название «антигероизм» - В.В.). Интересные фильмы в этих направлениях продолжают создаваться и сейчас, но, мне кажется, нужно искать и новые подходы к военной теме. Наверное, стоит более глубоко рассказывать о человеке, вставшем на защиту своей страны, а не дискутировать, нужен был его героизм или нет. Кстати, фильмы с таким подходом в последнее время создаются всё чаще, и среди них есть хорошие работы.

- Как складываются Ваши отношения с прессой? Ведь мне доводилось читать, что Ваши роли и критикуют.

- Так это хорошо, когда критикуют. Я имею в виду справедливую и аргументированную критику. Иногда она заставляет обратить внимание на недостатки, которых сам до того не замечал. Критика полезна и в другом отношение. У нас есть поговорка: «Кто можно заласкать насмерть». Так и актёра. Приятно, когда пишут только лестные отклики, но это часто плохо кончается для актёра, он снижает самоконтроль и играет хуже. А критические оценки стимулируют поиск.

До спектакля оставалось двадцать минут. И хотя Франтишек не намекал мне, я сам понял, что пора уходить. Напоследок задал традиционный «финальный» вопрос:

- Довольны ли Вы своей судьбой?

- По-моему, нельзя был полностью удовлетворённым своей судьбой. Какие-то планы я выполнил, но к этому времени появились новые. Надеюсь, что так будет всегда.