В авангарде движения к обществу потребления
В. ВАСИЛЕНКО, Белород
Радикальное изменение курса развития советского общества не осталось незамеченным западными специалистами.
«В советском обществе больше не происходит революционных перемен… вместо этого оно, по-видимому, просто стремится достичь более высоких потребительских стандартов капиталистического Запада», - с удовлетворением констатировал небезызвестный З. Бжезинский. «Во внутренней политике Советского Союза в большей мере делается ставка на улучшение материальных условий жизни по буржуазному образцу, чем на моральные факторы», - вторили ему Канн и Брюс-Бриггс.
Однако идеологические работники КПСС вместо того, чтобы разобраться в этом вопросе, предпочитали «давать отповедь»: «Себе в союзники идеологи и пропагандисты Запада хотели бы записать даже реальное достижение социалистических государств – происходящий в них быстрый рост уровня жизни населения». «Потребительство противоречит самой сущности социалистического общества, его идеологии, морали, исторической направленности», - совершенно справедливо замечали они. Но из этого верного тезиса делали весьма странный вывод: «И потому, в конечном счёте, потребительство в нашем обществе обречено». Но ведь, очевидно, был и второй вариант: при достаточно широком распространении и глубоком укоренении потребительства обречённым оказывалось социалистическое общество(что и стало явью всего каких-то полтора десятилетия спустя после столь оптимистичных заявлений).
Неужели партийные работники не осознавали той страшной угрозы, которую несёт потребительство? На мой взгляд(такое ощущение у меня сложилось ещё тогда, в 70-е годы – начале 80-х), они и не очень-то задумывались над этим. По очень простой причине: определяюще большое число представителей партийной номенклатуры разного уровня к этому времени само оказалось заражённым потребительством.
В прежние десятилетия членство в партии означало принятие на себя сурового долга, порой самоотречения. Главной «привилегией» коммунистов была обязанность в самые трудные и опасные моменты следовать правилу: «Коммунисты – вперёд!». Теперь же членство в партии стало рассматриваться большинством людей как путь к карьере, дорога к каким-то дополнительным благам жизни.
Вспоминаю, как в конце 70-х годов в Белгородском педагогическом институте произошло несколько ЧП, и обком КПСС решил укрепить партийную организацию вуза. Возглавить её предложили моему отцу. У него был немалый опыт комсомольской и партийной работы(в Харьковском горкоме ЛКСМУ, на Целине, в первые годы существования БГПИ). Но он был уже далеко не молод, ему, получившему сталинскую закалку, скажем так, не импонировал стиль партийного руководства того времени, - и он попытался отказаться. Его вызвали на собеседование в обком, и отец был шокирован тем, как оно проходило. Он ожидал, что ему будут говорить о проблемах в жизни вуза, о долге коммуниста приложить все силы для их исправления, но вместо этого его «соблазняли» разговорами о спецполиклинике, распределителе и бесплатной путёвке в санаторий ежегодно. Замечу, что ни одним из предложенного ассортимента благ он ни разу не воспользовался, поскольку считал это для коммуниста аморальным.
Увы, так считали в то время уже достаточно немногие. Большинство стремилось в партию ради построения не коммунизма, а своего персонального благополучия. По сути, это было той самой «фарисейской закваской», об опасности которой предупреждал ещё Иисус Христос.
Утверждение, будто в те годы у нас было «две партии»: Горбачёва, Яковлева, Ельцина – и рядовых коммунистов, не соответствует истине. Возможности использовать своё положение для личного обустройства имели далеко не все члены КПСС, но психология у большинства их была одинаковая – потребительская. Неслучайно в годы «перестройки» многие рядовые члены КПСС предъявляли претензию: «Что мне дала партия?». У них и мысли не было, что человек, вступая в Коммунистическую партию, берёт на себя обязанность «отдавать» себя, но отнюдь не приобретает права что-либо «получать». Неслучайно и то, что из чрезвычайно большого числа членов КПСС в 90-е годы в коммунистических организациях(не только КПРФ, но и РКРП, и других движениях) восстановилось где-то 5%.
Кстати, погоня за ростом рядов партии тоже несла в себе серьёзную угрозу. Сталин, выступая на XIII съезде РКП(б) предупреждал о ней: «Это, товарищи, опасное увлечение… Самые большие партии могут погибнуть, если они увлекутся, слишком много захватят, а потом окажутся не способными обнять, переварить захваченное. У нас в партии политнеграмотность доходит до 60%... Не пора ли ограничиться восемьюстами тысячами и поставить вопрос… о превращении их в сознательных ленинцев».
Немалое число не то, что рядовых членов партии, но высокопоставленных работников были невежественны в коммунистическом учении. Художник Иван Пензов приводил рассказ сотрудницы Ленина Е.Д. Стасовой: «Меня пригласил к себе один из секретарей ЦК. У него шесть комнат на трёх человек… Подошла я в библиотеке к полкам с трудами Ленина, перелистала, а они все не читаны! – «Некогда, Елена Дмитриевна, читать». Я ужаснулась: «Как же вы управляете государством?!». Так и управляли…
В опубликованном в 2004 году в левой газете материале, посвященном юбилею А.Н. Косыгина, автор отмечает, что именно в годы пребывания Косыгина на посту главы правительства СССР в обществе начался идеологический кризис – и присовокупляет: «Но Алексей Николаевич не отвечал за состояние умов, он отвечал за экономическую реформу». Но как коммунист - и не рядовой, а член Политбюро – мог «не отвечать» за состояние умов?!. Сталин ведь тоже был главой правительства, тем не менее, состояние умов считал основой основ социалистического общества коммунистического типа. И потому, кстати, в отличие от Косыгина, не затевал экономических реформ, ведущих к подрыву духовных основ социалистического общества.
Очевидно, что в руках потребительски ориентированных партийных чиновников идеологическая работа вела не к укреплению коммунистических ценностей и ориентиров в сознании людей, а к их разрушению. Потому что даже при желании они не могли утверждать те ценности, коих сами не имели. Идеологическая работа во времена «застоя» большей частью сводилась к чисто культовым ритуалам, заклинаниям и табу.
Появившееся и всё более укоренявшееся среди партийных и комсомольских работников расхождение слова и дела вело к распространению в обществе неверия в выдвигаемые ими задачи. С другой стороны, были и такие люди, которые, разделяя принципы коммунистической идеологии, сторонились КПСС, поскольку не видели в ней носителя этой идеологии.
Естественно, что в таких условиях коммунистическое учение фактически перестало развиваться. Речь не о пересмотре основных устоев идеологии, за что позже рьяно взялись «перестройщики», а об осмыслении с её позиций реалий современного мира и выработке соответствующей стратегии и тактики развития общества.
Например, вопросы охраны природы оставались делом чисто административным, хотя в условиях, сложившихся на планете в последней трети ХХ века, их было необходимо переводить в сферу идеологическую. Не вывешивать лозунги, а на деле добиваться того, чтобы принципы жизни в содружестве с природой, бережного отношения к ней закладывались в сознание человека как одна из важнейших установок.
Между тем, именно в условиях советского социализма – с его плановостью, ориентацией экономической системы не на прибыль, а на удовлетворение потребностей общества, приоритетом общественных интересов – можно было решить подобную задачу. Действенный ответ на «экологический вызов» времени, помимо всего, наглядно показал бы миру, что именно коммунизм открывает человечеству путь в завтрашний день.
Неслучайно и то, что именно в период «застоя» в стране расцвела буржуазия криминальная. С одной стороны, между ней и большей частью партноменклатуры уже не было противоречий, основанных на принципиально разной системе ценностей. С другой, и общественное сознание, отравленное ядом потребительства, уже не отторгало мировоззрение криминальной буржуазии. «Умение жить» теперь очень многими воспринималось как завидное достоинство.
дата: 16.09.2009 Верхний уровень