Виктор Василенко: антисоветской кампанией движет животный страх новоявленных господ перед теми, кого они ввергли в нищету и бесправие.

Смешно вспоминать, что начавшееся ещё при Горбачёве «переосмысление» советской истории затевалось под призывом отказа от «чёрно-белого мышления». Смешно потому, что единственное, что изменилось, - это цвета. Тому, что прежде изображалось чёрным, ныне придают белоснежную окраску. А то, что показывалось светлым, ныне замазывается самой густой чёрной краской.

Причём, в своём перераспределении чёрного и белого «переосмыслители» намного превзошли тех, кого попрекали за политическую тенденциозность. Скажем, много ли в последние полтора десятилетия было фильмов, в которых красные изображались так, как были показаны белые в «Днях Турбиных», «Беге», или, хотя бы, как в целом ряде приключенческих картин типа «Адъютант Его Превосходительства»? Если брать достаточно серьёзные фильмы 70-х годов, то «одномерное» изображение белых наиболее характерно для произведений Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих» и «Раба любви», что, впрочем, на мой взгляд, нисколько не умаляет их достоинств, поскольку главной их темой было отнюдь не обличение белогвардейцев.

Нынешние интерпретаторы истории тужатся быть «белее» белых. Известные представители Белого движения, когда стало ясным, на что нацелен курс большевиков, неоднократно отдавали должное своим противникам. Широко известны слова о Ленине Николая Устрялова, который на первых порах, по собственным словам, «принимал живейшее участие в белой борьбе» (да ещё на стороне колчаковцев), а, осмыслив произошедшее с державой, назвал Владимира Ильича национальным героем России, наряду с Дмитрием Донским и Петром Великим. Он сказал это уже после того, как пришёл к сотрудничеству с Советской властью. А вот один из главных идеологов Белого движения на Юге России Василий Шульгин написал, что «нельзя не видеть, что русский язык опять занял шестую часть суши», что «большевики восстанавливают военное могущество России, восстанавливают границы Российской державы», вскоре после того, как с другими белогвардейцами покинул Советскую страну. Глава духовенства белых на Юге России митрополит Вениамин позже признал: «Лишь Советская власть могла навести порядок в стране и повести её дальше, и народ пошёл за ней»…

Но напрасно искать такую объективность у нынешних «переосмыслителей» истории – начиная от правителей России и кончая их пропагандистскими лакеями. Чего стоит, например, известный белгородцам труд о красном терроре, который начинается с заверений в стремлении к беспристрастному изучению, обоюдного насилия, а потом практически полностью строится, как показал кандидат исторических наук А.М. Сергиенко, на «Деле о злодеяниях большевиков в городе Белгороде Курской губернии». Оно было подготовленно деникинской «Особой следственной комиссией», цель деятельности которой была чисто пропагандистская: «выявлять перед лицом всего культурного мира разрушительную деятельность организованного большевизма». Причём, о намерении автора ради декларируемой беспристрастности написать второй том его труда – о зверствах белых, что-то не слышно.

Яркий образец подхода нынешнего режима к советской истории – распоряжение правительства РФ № 1561-р, утвердившее «Концепцию государственной политики по увековечиванию памяти жертв политических репрессий». При этом в тексте документа речь идёт исключительно о репрессиях со стороны Советской власти…

Зато Николай Второй провозглашён в постсоветской России святым, и глава правительства, отдавшего упомянутое распоряжение, Д.А. Медведев, является его горячим поклонником. Между тем, прозвище «Кровавый», которое народ дал ему задолго до революции, царь получил вполне по заслугам.

Не будем говорить о систематически проводившихся «рядовых» расправах над протестующими людьми, хотя редкая из них обходилась без убитых и раненых. Остановимся на тех расправах, которые вызывали общественный резонанс.

В 1903 году в Златоусте войска открыли огонь по безоружным участникам стачки на государственном оружейном заводе: 69 убитых и более двухсот раненых.

9 января 1905 года в Петербурге, на Дворцовой площади, войска расстреляли мирное шествие, несшее «царю-батюшке» вполне верноподданническую петицию. Убито 1200 человек, ранено свыше 2000.

Восстание на крейсере «Очаков» было подавлено с жестокостью, намного превышающей необходимую меру. Куприн в очерке «События в Севастополе» писал: «… по катеру с ранеными стреляли картечью… бросившихся вплавь расстреливали пулемётами… людей, выкарабкавшихся на берег, солдаты приканчивали штыками».

Весной 1912 года после уменьшения зарплаты и повышения цен на продукты забастовали рабочие приисков акционерного общества «Ленское золотопромышленное товарищество». Безоружных рабочих, направлявшихся на переговоры, встретили огнём войска: 277 убитых, 250 раненых.

Конечно, можно сказать, что не царь отдавал непосредственные приказы на открытие огня (хотя организатор расправы 9 января – член царской семьи). Но были ли хоть раз наказаны те, кто принимал эти решения? Напротив, ротмистр Трещенко, командовавший Ленским расстрелом, был награждён.

Глава царского правительства П.А. Столыпин – кумир «демократов». Ему устанавливают памятники, в том числе и на Белгородчине, празднование его юбилея было проведено на государственном уровне. При этом организаторы этих торжеств ни разу не упоминали, что Столыпин вошёл в историю не только столыпинскими реформами (которые, заметим, вместо того, чтобы остановить революционный процесс, послужили его катализатором), но и «столыпинскими галстуками», и учреждением военно-полевых судов, которые стали не органом правосудия, а механизмом расправ, и организацией карательных экспедиций против крестьян, «не понявших» благотворности его реформ. Не будем даже ссылаться на Льва Толстого, написавшего Столыпину, сыну своего друга: «…покуда будет история, имя ваше будет повторяться как образец грубости, жестокости и лжи», - для нынешних правителей и их прислуги Толстой почти большевик. Но и лидер кадетов Милюков, который всегда был врагом большевиков, свидетельствовал: «В наиболее беспокойные части России были разосланы так называемые карательные экспедиции, заливавшие кровью безсудных расстрелов свой путь».

Адмирал Колчак ныне романтизируется и героизируется. Между тем апологетический фильм «Адмиралъ» появился как раз в тот год, когда прокуратура официально заявила, что нет оснований для пересмотра его дела. То есть, романтизируется и героизируется деятель, официально считающийся военным преступником. Обнародованные уже в наше время выдержки из колчаковских (подчеркну: КОЛЧАКОВСКИХ!) документов о действиях карателей пестрят такими данными: при подавлении восстания в Кустанае убито свыше 1000 красноармейцев, расстреляно 625; селения Боровое, Александровское, Жуковка, Воскресенское выжжены…В посаде Мариановке расстреляно 1100 человек, посёлок сожжён…Банды большевиков численностью более 1000 человек, расположенные в селениях Оксановке и Журавлёвке, уничтожены, дома сожжены, а имущество отобрано в казну…После подавления восстания в военном городке у Красноярска были по приговору суда расстреляны 40 венгерских военнопленных и без суда - около 500 русских солдат…

Колчак – отнюдь не исключение среди белых. Начальник штаба Добровольческого корпуса генерал-лейтенант Достовалов писал в воспоминаниях: «Путь таких генералов, как Врангель, Кутепов, Покровский, Шкуро, Постовский, Слащёв, Дроздовский, Туркул, Манштейн был усеян повешенными и расстрелянными безо всякого основания и суда. За ними следовало множество других, чинами поменьше, но не менее кровожадных».

То, что писал Дроздовский в своём дневнике (позже опубликованном) полностью подтверждает оценку Достовалова: «…этими дикими, разнузданными хулиганами признается и уважается только один закон: око за око. А я скажу: два ока за око, все зубы за зуб»... «Внутри все заныло от желания мести и злобы. Уже рисовались в воображении пожары этих деревень, поголовные расстрелы и столбы на месте кары с надписью, за что»… «немцы ещё пощадят, а от нас – пощады не жди». А в написанных с яростной ненавистью к красным воспоминаниях участника Корниловского похода Р. Гуля «Ледяной поход» можно найти немало иллюстраций к словам Достовалова о кровожадности белогвардейцев «чинами поменьше» - вроде: «Ах! Ах! слышны хриплые звуки, как дрова рубят. Ах! Ах! и в такт с ними подп. К-ой ударяет штыком в грудь, в живот стоящего перед ним мальчишку».

На Севере, где генерал Миллер, опираясь на английские штыки, пытался осуществить «демократическую контрреволюцию», из 500 тысяч жителей Архангельской губернии 4 тысячи были расстреляны по приговорам военных судов, 52 тысячи брошены в тюрьмы и концлагеря – при том, что к моменту переворота в губернии было только около тысячи большевиков. Условия содержания в концлагерях были ужасающими. Член правительства Северной области эсер Б. Соколов в мемуарах, написанных в эмиграции, говорил об одном из них – Иоканьге, что из 1200 арестантов «только около 100 через три месяца заключения остались более или менее здоровыми. Остальных, я их видел, иоканьгская каторга превратила в полуживых людей. Все они были в сильнейшей степени больны цингой, множество туберкулёзных… Они не могли передвигаться без посторонней помощи».

Если всё это обобщить, то оценка командующего американским экспедиционным корпусом в России генерала Гревса: «На каждого человека, убитого большевиками, приходилось 100 человек, убитых антибольшевистскими элементами», - не покажется преувеличением.

Почему-то этих жестокостей и этих организованных репрессий плакальщики по жертвами большевистских репрессий – от господина Медведева до его белгородских единомышленников упорно не желают замечать.

Спорить не приходится, жестокостей со стороны красных тоже было немало. Очевидно, что в гражданской войне столкнулись вековая ненависть угнетённых к своим угнетателям и ненависть господ к холопам, дерзнувшим покуситься на господские привилегии. Оправдывать жестокость нельзя. Но для вынесения оценок понять её истоки необходимо. Образец действительно взвешенного подхода к драмам революции дал Александр Блок. Уже после того, как крестьяне сожгли его имение, он объяснял в статье «Интеллигенция и революция» своим собратьям по классу: «Почему дырявят древний собор? Потому что сто лет здесь ожиревший поп, икая, брал взятки и торговал водкой. Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? Потому что в них насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа. Почему валят столетние парки? Потому что сто лет под их развесистыми липами и клёнами господа показывали свою власть: тыкали в нос нищему мошной и дураку – образованностью».

Почему же нынешние интерпретаторы истории даже не пытаются объективно разобраться в том, что происходило в те годы? Если вспомнить, что немалое число этих, с позволения сказать, «гуманистов, возмущённых жестокостями красных», в дни ельцинского путча осенью 1993 года уподобились римской черни, вопившей при аутодафе «Огня! Ещё огня!», то напрашивается вывод, что их ненависть к большевикам и стремление к героизации тех, кто вешал и расстреливал «холопов», мотивированы животным страхом новоявленных господ перед теми, кого они ввергли в нищету и бесправие.