Виктор Василенко: это может показаться странным, но четверть века жизни в постсоветской России убедили меня, что величайшее завоевания Великого Октября – это свобода
Власть постсоветской России и её идеологические «камердинеры» не жалеют сил, чтобы убедить нас, будто уничтожение «тоталитарного» социалистического строя – это добро, поскольку оно принесло народу величайшее благо: свободу. Это такое бесценное сокровище, что ради него стоит и дальше терпеть и беспросветную нужду, в которую «реформаторы» вогнали большую часть населения страны, и издевательское отношение чиновников, и многое другое, что отравляет существование людей. Однако, если разобраться, то свобода – это лишь величайший миф постсоветской России.
Что касается обретения политической свободы, то у разных людей об этом разное мнение. Своё мнение у дам из одного из УИК Яковлевского района Белгородской области (не буду уточнять, какого именно, чтобы, перефразируя «Кавказскую пленницу», не быть несправедливым к другим УИК), которые на последних выборах, улучив момент, стали пачками вбрасывать в урны бюллетени, что удалось заснять наблюдателям от КПРФ и «СР». Своё у жительницы Валуйского района, которая, обнаружив, что до её прихода на участок за неё кто-то уже заботливо проголосовал, написала заявление, но тут же приехали какие-то люди и настолько доходчиво объяснили ей, что ябедничать нехорошо, что она забрала его назад. Своё - у комсомольца, который во время Первомайской демонстрации в Белгороде выкрикнул лозунг: «Россия без Путина!», - и тут же был схвачен полицией, которая в протоколе квалифицировала этот лозунг как «нацистский», отправила дело в суд, и судья не дрогнувшей рукой впаял парню административное правонарушение…
Но главное даже в другом. В том, что если говорить о свободе как о подлинной ценности бытия человека, то политическая свобода вообще не имеет определяющего значения. Четверть века существования в «демократической» России полностью убедили в справедливости тезиса философа и психолога Эриха Фромма: «Политическая свобода это условие человеческой свободы лишь настолько, насколько она способствует раскрытию специфически человеческого». А всё, что сделано и делается «реформаторами», не способствует, а препятствует раскрытию в человеке специфически человеческого.
Главное специфически человеческая черта – духовность. Именно она возвышает человека над кругом чисто материальных интересов, предохраняет от возвращения к животному состоянию. В постсоветской же России почти всё население сброшено в гонку по кругу чисто материальных интересов. Одни видят в ней смысл жизни, и безудержно стремятся завладеть всё большим и большим богатством, подтверждая правоту Екклезиаста: «Кто любит серебро, тот не насытится, и кто любит богатство, тому нет пользы от того». Другим созданы такие условия существования, что они вынуждены включиться в эту гонку, чтобы обеспечить выживание – своё и своей семьи.
Как-то противостоять разрушению духовной основы человека могло бы образование – если было бы нацелено на духовное развитие учащихся, формирование в них личности. Однако перед нынешним российским образованием вполне официально поставлена диаметрально противоположная задача: формировать «квалифицированного потребителя». А основа идеологии потребителя – приоритет материальных ценностей.
Художественная культура в современной России нацелена не на то, чтобы нести людям духовные богатства, возвышать их внутренний мир, а на то, чтобы ублажать потребителя – и тем самым она, в свою очередь, тоже утверждает потребительское мировоззрение.
Ещё в 90-е годы философ Александр Зиновьев констатировал, что «новые хозяева России создают систему растления с раннего детства и во всех проявлениях». Сегодня эта система уже создана и работает на полную мощность. Всё это подтверждает, что свобода раскрытия в людях «специфически человеческого» в нашем обществе отсутствует напрочь.
Подчеркну, что всё это – не проявление уродств жизни постсоветской России, а «родовая черта» капитализма. Общество, идеология которого зиждется на принципе «Делать деньги!» (эту характеристику дала Айн Рэнд, апологет капитализма) неизбежно разрушает духовный мир человека. С 60-х годов на мировые экраны всё чаще выходили фильмы, поставленные в благополучных в материальном отношении странах Запада, главная тема которых – разрушение духовного мира человека, утрата им подлинно человеческих качеств в потребительской гонке. Вот лишь несколько примеров – французская картина «Время жить», испанская «Новые испанцы», датская «Из моей жизни», финская «Дом на берегу моря», голландская «Задыхаясь», шведская «Художник». Режиссёр «Художника» Йоран ду Реес в разговоре на Московском кинофестивале метко охарактеризовал капитализм как «сделку с дьяволом» - «он даёт человеку материальные блага, но отнимает душу».
Выскажу мнение, которое, вероятно, многих удивит. Честно сказать, я и сам в былые времена любил порассуждать о несвободе советского общества. Однако жизнь в «демократической» России привела меня к убеждению: именно свобода – в том смысле, который вкладывает в это понятие Фромм, – одно из великих достижений Великой Октябрьской социалистической революции.
В первые годы после революции страна переживала несопоставимо более тяжёлые материальные тяготы, нежели нынешняя Россия. Но целью нового строя было развития личности каждого человека. И потому буквально сразу после прихода к власти большевики сделали одним из основных направлений своей деятельности приобщение народа к сокровищам художественной культуры. Перед людьми из «низов» не просто открыли двери театров, концертных залов, музеев – специалисты помогали им постичь духовные богатства настоящего искусства. Огромными тиражами по символической цене издавались лучшие произведения русской и мировой литературы.
Мощнейшим средством распространения художественной культуры с самого начала функционирования как средства массовой коммуникации сделалось радио. Уже в 1923 году был проведен первый радиоконцерт. Вскоре концерты классической и народной музыки, литературные чтения включались в программу радио уже ежедневно. А когда технические средства стали более совершенными, начались регулярные трансляции на всю страну спектаклей ведущих театральных коллективов. В том же направлении позже работало и советское телевидение. Демжурналистка Ирина Петровская, говоря о нём уже в 90-е годы, сделав дежурное замечание насчёт «идеологических инъекций», признала, что оно «доносило до зрителей и создавало замечательные образцы культуры».
Курс на приобщение как можно более широкого круга людей к подлинно художественной культуре твёрдо выдерживался и в годы индустриализации, когда, казалось бы, все силы и средства страны должны быть подчинены задаче промышленного развития страны.
На формирование духовно развитой личности в молодом человеке было нацелено и советское образование. Это признал даже путинский министр образования Фурсенко – правда он, с позиции идеологии современной России, счёл это серьёзным недостатком. Сама система преподавания в советской школе строилась не на снабжении учеников каким-то объёмом знаний, а на развитии их мышления. Скажем, в математике школьники не затверживали «готовые» формулы, а учились их выводить и доказывать. Таким образом, школа давала не только образование, но и прививала логическое мышление. Кстати, уже этого достаточно, чтобы развеять миф демпропаганды, будто советская система готовила «людей-винтиков». Умение логически мыслить, научный взгляд на мир – это качество не «винтика», а личности; и это необходимое условие обретения духовной свободы.
Развитию подрастающего поколения способствовала и созданная Советской властью широкая сеть всевозможных кружков, секций, детских музыкальных школ и художественных студий.
Александр Зиновьев, о котором никак не скажешь, что он стремился приукрасить советскую действительность, утверждал, что в советском обществе для людей его поколения «открыта была вся мировая культура, возможность получения образования… несмотря на все недостатки коммунистического строя, коммунизм открывал возможность для значительной части людей становиться богами».
В то же время в годы сталинского правления успешно решалась невероятно трудная задача – формирование в сознании людей и общественном сознании в целом «специфически человеческой» системы ценностей. Тем, чьё сознание сформировалось в постсоветское время, может показаться невероятным, но это было – многие миллионы людей были внутренне убеждены, что духовные богатства куда важнее материальных, они сами ограничивали своё материальное потребление разумно достаточным, а гонку за матблагами и деньгами считали уродством, и слово «собственник» было для них ругательным. То, что это не миф коммунистической пропаганды, а реальность советского времени, свидетельствуют и сами «демократы» - от одиозных фигур типа М. Захарова до серьёзных аналитиков. Только они ставят не в заслугу, а в вину советскому воспитанию то, что под его воздействием сознание людей перестало воспринимать частную собственность как естественную закономерность, что в нём исчезло стремление заработать побольше денег, что собственная корысть сделалась для него неправедной и нелегитимной.
Такая система ценностей открывала перед принявшими её людьми широкую свободу развития личности, потому что никакие меркантильные побуждения не мешали использовать свободное время именно для этого. Напомню, что в Советском Союзе удалось достичь того, что абсолютно немыслимо в самых богатых капиталистических государствах – у очень большого числа людей из самых разных слоёв общества выработалась внутренняя потребность в общении с художественной культурой.
Ещё одно достижение Октябрьской революции, в значительной степени способствовавшее обретению человеком настоящей свободы в том, что по мере роста экономической мощи страны формировалась исключительно надёжная система социальной защиты, которая обеспечивалась не подачками, как ныне, а доступной всем стоимостью действительно нужных людям товаров и услуг. Человек мог действительно не заботиться, что есть и что пить и во что одеться. Только пожив в капиталистической России, я понял, как немыслимо свободен я был в советское время.
У меня к 22-23 годам уже создалось впечатление, что чиновники КПСС своей тупой политикой в области идеологии подтачивают духовные основы общества (ныне я сомневаюсь: действительно ли это была тупость или, напротив, мастерские действия идеологических диверсантов), и, желая дистанцироваться от этого, сразу после окончания Харьковского университета я выбыл из всех общественных организаций (за исключением спортобщества «Буревестник»). После отработки четырёх лет по основной специальности (химик) я полностью переключился на полученную мной одновременно дополнительную (журналист-киновед) и до уничтожения социалистического строя был независимым журналистом. И за два десятилетия этого периода моей жизни я ни разу – подчеркну: НИ РАЗУ не написал того, чего я не думал. У меня были, наверное, хорошие статьи, были, наверняка, и плохие, были, как я позже понял, ошибочные (например, восторженная рецензия на «Покаяние» Абуладзе). Но не было ни одной заведомо лживой статьи.
Мне редко доводилось сталкиваться с, условно назовём, цензурой, хотя были материалы, которые по каким-то соображениям не шли или выходили в изуродованном виде. Но дело в том, что цензура тут была ни при чём – с Литотделом я столкнулся только один раз, причём, его руководитель, объяснив мне, почему в Белгороде нельзя издать мою брошюру, тут же подсказал, как это запрет без особых потерь для моей работы можно обойти (так что об этой организации у меня сохранились тёплые воспоминания). Во всех остальных (ещё раз повторю, не столь уж многих) случаях «цензурирование» моих материалов диктовалось перестраховкой главных редакторов. К примеру, моя идея написать рецензию на «Гараж» у редактора белгородской газеты вызвала категорическое неприятие, а в харьковской «Лензмiне» и.о. главного редактора Юра Пилипенко пошёл с моей рецензией в обком, и там она не встретила никаких возражений.
Статус независимого журналиста лишил меня постоянной зарплаты, но я не пил, не курил, по ресторанам не ходил, и гонораров (хотя в сумме они были ниже средней зарплаты) – при советских ценах – мне хватало не только на еду и одежду. Скажем, я мог позволить себе ездить за свой счёт с белгородским десятиборцем Юрием Куценко на соревнования 1978-1980 годов, чтобы освещать его путь на Московскую Олимпиаду – потому что мне это было интересно. Более того, я время от времени мог позволить себе даже такую экстравагантность, как поездку в Москву… в кино, - чтобы посмотреть интересующий меня фильм в кинотеатре Госфильмофонда, или в Киев на футбол - на матч киевского «Динамо».
В первые два года после победы контрреволюции я пытался сохранить свой статус независимого журналиста, но того, что я зарабатывал в месяц, мне при самой строгой экономии с трудом хватало на неделю. При том, что материалов у меня выходило не только не меньше, но даже больше, чем прежде. Вот и пришлось мне немало лет зарабатывать на жизнь тем, что в рекламной программе на одном радио завлекать публику на те самые фильмы, которые я потом как кинокритик разносил в пыль в своих бесплатных профессиональных обзорах на другом радио. А ведь в советское время, повторю, у меня и мысли не было писать не то, что я думаю, а то, за что нужно кому-то другому. Я, собственно, и пошёл в журналистику потому, что почувствовал, что мне есть, что сказать о фильмах СВОЁ.
«Демократы» упрекают пожилых людей, не приемлющих нынешний строй, в «ностальгии по дешёвой колбасе». И при этом нередко вопрошают: «Неужели вам колбаса дороже свободы?». Однако ностальгия по советским временам – это ностальгия не по «колбасе», а именно по свободе. И, думаю, не только у меня.
Виктор ВАСИЛЕНКО,
Белгород
