Виктор Василенко: Николай Святой, он же Кровавый.
К 100-летию расстрела бывшего царя

17 июля исполняется 100 лет со дня казни Николая Александровича Романова и его семьи (напомню, что большевики ни в малейшей степени не повинны в «грехе цареубийства», в коем их обвиняют, ибо к этому времени уже прошло более года после того, как Николай Второй, отрекшись от престола, перестал быть царём). Эта дата вызвала новую волну умиления деяниями и нравственным обликом последнего императора Всея Руси. Хотя и без того, у поклонников «России, которую мы потеряли» он вызывает поистине культовое почитание.

Люди, которых занимаемое положение в системе власти или в церковной иерархии, казалось бы, обязывает к ответственности за свои слова, не уступают в воспевании Николая Второго его экзальтированным поклонницам.

Они утверждают, что столь горячо любимый ими монарх «сделал для России столько, сколько, может быть, не сделал ни один император»:

- придал «невиданный темп модернизации русской экономики и промышленности, образования, здравоохранения, сельского хозяйства», благодаря чему «именно за время его царствования Россия стала великой державой»;

- «модернизировал армию»;

- «кардинально улучшил благосостояние своего народа»…

Хором они поют дифирамбы и нравственному облику Николая Второго, который, по их мнению, «был практически безупречен». «Добрый и милостивый Государь, причисленный к концу двадцатого столетия к лику Святых», «он своим тихим голосом, никогда никого не оскорбляя, сумел так организовать работу, что за короткое время, несмотря на испытания революцией 1905 года, страна стала сильной и могущественной!».

В общем, «такого человека надо было на руках носить и благодарить».

Правда, некоторые при этом решаются признать, что последний император доуправлял страной до того, что от него отвернулся всея Русь, он «остался совершенно один». Но и они вместо того, чтобы задуматься, с чего бы такое всеобщее неприятие столь выдающегося монарха, остаются в твёрдом убеждении, что именно один полковник Романов шагал в ногу, и обвиняют в предательстве «генералов, министров, придворных и даже родственников!», не говоря о неразумном народе, который упорно не желал носить царя на руках.

Что ж, давайте на основе общеизвестных или общедоступных сведений сами оценим, насколько обоснован восторг почитателей Николая Второго. Быть может, правы всё-таки не они, а те, кто в 1917 году отвергли монарха?

Итак, модернизация русской экономики и промышленности, благодаря которой Россия стала великой державой.

Действительно, развитие капитализма в России вызвало в начале ХХ века заметный подъём промышленности. Только апологеты царской России «забывают» добавить, что это развитие во многом достигалось за счёт широкой интервенции иностранного капитала. По статистике «Русского Экономического общества», в предвоенный, 1913, год, 62% крупной отечественной промышленности находилось в руках представителей иностранного капитала, еще 19% – в паевой или иной совместной собственности. Наглядно представить себе положение в российской экономике позволяет заметка в «Петербургских ведомостях» о царском новогоднем приёме, на который были приглашены двадцать человек, имеющих наибольшие капиталы в российской экономике. Так вот среди них был только один русский – Путилов (12-е место в этом списке); еще два подданных Российской империи с Кавказа – Манташев (13-е место) и Чиковани (20-е). Остальные 17 были иностранцами.

Соответственно, и прибыль, которую давала промышленность России, доставалась, прежде всего, иностранному капиталу. В результате, как говорил, выступая в Государственной думе, генерал Нечволодов, за 6,5 лет Россия принесла иностранцам «дань, равную колоссальной контрибуции, уплаченной Францией своей победительнице Германии» (речь о Франко-Прусской войне 1870-1871 годов – В.В.).

При этом, несмотря на рост экономики, Россия по-прежнему далеко отставала от ведущих стран Запада. Так, в последний предвоенный год она произвела промышленной продукции в 1,5 раза меньше, чем Франция, в 3 раза меньше, чем Англия, в 3,5 раза меньше, чем Германия и в 8 раз меньше, чем США. Национальный доход в России был 350 долларов на человека в год, – а в ведущих странах Европы – 1500 долларов, в США – 2325 долларов. Более того, отставание даже увеличивалось. По данным Хьюстонского университета, в 1861 году душевой национальный доход составил в России 16% от американского; а в 1913, как нетрудно подсчитать, - менее 15%.

Строгим экзаменом состояния экономики России стала Первая мировая война. И она его полностью провалила. Среди пяти основных воюющих европейских держав Россия занимала по производству пулемётов пятое место (уступала Германии в 10 раз), артиллерийских орудий – пятое (уступала Германии в 5,5 раз), самолётов – пятое (уступала Германии в 13 раз), артиллерийских снарядов – пятое (уступала Германии в 4,5 раза), винтовок – четвёртое (уступала Германии в 2,5 раза). Танков Россия не производила вообще.

Что касается выдающихся достижений сельского хозяйства, то здесь главный предмет гордости нынешних патриотов царской России – экспорт зерна. Но ведь известно, что он осуществлялся под девизом «Недоедим, но продадим!». Как засвидетельствовал ещё до воцарения Николая Второго профессор Петербургского земледельческого института А.Н. Энгельгардт, который занимался сельским хозяйством и практически (в роли помещика), в Смоленской губернии своего хлеба крестьянам хватало только до Рождества, а потом они были вынуждены покупать его либо привозной, либо у помещиков. В таких условиях продажа хлеба за рубеж приносила барыш тем, кто им торговал, а для самих хлебопашцев она оборачивалась бедствием. Тот же Энгельгардт в опубликованных в «Отечественных записках» «Письмах из деревни» писал, что из-за вывоза хлеба поднимаются внутренние цены на хлеб, мужик голодает, а в деревнях по этой причине высокая детская смертность. После прихода к власти Николая Второго, тут ничего не изменилось. Зерно экспортировали даже в 1911 году, когда от страшного голода пострадали три десятка губерний, около двух миллионов «крещённых душ» умерли.

Оставалась чрезвычайно высокой и детская смертность. По данным официальной статистики, в 1913 году, когда положение после голода уже нормализовывалось, среди детей в возрасте до одного года смертность составила 273 промилле. Для сопоставления: в Швеции, к примеру, показатель младенческой смертности к этому времени был в 2,5 раза ниже...

Уже в постсоветское время группа учёных во главе с председателем Петербургского аналитического аграрного центра академиком Н.Г. Дмитриевым провела исследование положения крестьян в царской России. В статье «Голод в России», написанной по его итогам и опубликованной в журнале Петровской академии наук и искусства «Земля Русская», говорится: «С 1851 по 1911 годы сорок лет из шестидесяти оценивались годами неурожаев… Хотя Россия в эти годы экспортировала зерно до 10 миллионов тонн. Проблема голода в России заключалась не только в количестве произведенного зерна, но в больше степени, в системе его распределения».

Здесь самое время перейти к рассмотрению следующего тезиса апологетов Николая Второго: значительный рост благосостояния народа.

Возможно, среднестатистическое благосостояние населения николаевской России и в самом деле увеличилось. Но, как и сегодня, рядовой труженик на себе этот рост вряд ли чувствовал. Богатые наживались, торгуя зерном даже в голодные годы, а крестьяне… Лев Толстой, посетив охваченные голодом деревни центральной России (от голода 1900-1901 годов пострадали жители 12 губерний), написал в статье «Голод»: «Потребляемый почти всеми хлеб с лебедой – с 1/3 и у некоторых с 1/2 лебеды, - хлеб чёрный¸ чернильной черноты, тяжёлый и горький, хлеб этот едят все – и дети, и беременные, и кормящие женщины, и больные».

И как же помогала голодающим царская власть? Ленин в работе «Борьба с голодающими» проанализировал циркуляр министра внутренних дел Сипягина, предписывающий порядок организации борьбы с голодом.

Владимир Ильич показывает, что правительство использовало это тягчайшее народное бедствие прежде всего для укрепления, используя термин путинского правления, «вертикали власти»: министр предписывает целый ряд мер, эффект которых Ленин итожит так: «Если и до сих пор губернатор в русской провинции был настоящим сатрапом, от милости которого зависело существование любого учреждения и даже любого лица во “вверенной” губернии, то теперь создаётся уже настоящее “военное положение”».

Основная направленность циркуляра – максимально возможное ужимание помощи голодающим. И под это подводится идеологический фундамент: выдача пособий тем, кто якобы может без них обойтись, оказывает «деморализующее» действие на людей. Достаточно сказать, что в число нуждающихся включались только те, у кого на семью в пять человек приходится на год не более 48 пудов хлеба. Ленин для справки приводит данные, что средняя крестьянская семья из пяти человек потребляет в год 110 пудов хлеба, а из числа беднейших – 80 пудов. Циркуляр предусматривал отказ в помощи и по такой причине: недостаток средств. Правда, царский министр не догадался вместо помощи давать голодающим крестьянам совет «держаться».

А вот на создание ещё одной бюрократической структуры - «уездного центрального по продовольственной части управления» - средства нашлись. И немалые. Только на канцелярские расходы на уезд выделялось по 1000 рублей. «Канцелярии всего будут больше работать, вся работа будет состоять в канцелярщине - как же тут не позаботиться о канцелярских средствах, - заметил Владимир Ильич, - прежде всего, на канцелярии, а что останется, то голодающим».

Оставляло желать много лучшего и благосостояние рабочих в городах. Весьма далёкая от большевиков писательница Зинаида Гиппиус в «Петербургских дневниках» отметила: «Нигде нет таких богачей, таких миллиардеров, как сейчас в России. Только их десятки – при миллионах нищих».

Энциклопедия «Гранат» в статье «Питание» констатировала, что, несмотря на экономический рост, «по новейшим данным (1911-1914 гг.) питание рабочих ещё более ухудшилось… Главный предмет питания составляют капуста, картошка, крупа и ржаной хлеб… Скудным питанием русского населения объясняется отчасти его усиленная заболеваемость и значительная смертность».

Замечу, что в последний предвоенный год коэффициент смертности в Российской Империи составляла 30,2 промилле. А в довоенном Советском Союзе после 1926 года коэффициент смертности, за единственным исключением – 1933 года – не превышал 21, 3 промилле. Что, впрочем, не мешает апологетам царской России говорить о росте благосостояния народа при Николае Втором и «невыносимой жизни» народа в сталинское время.

Убедительное доказательство неблагополучия существования рабочих – рост их протестной активности. Причём говорить, будто это следствие «происков большевиков» никак нельзя. Потому что он шёл и в те годы, когда партия только проходила своё становление, и Ленин в работе «Что делать?», вышедшей в свет в начале 1902 года, с тревогой говорит о том, что «активность рабочих масс оказалась выше нашей активности».

Да и можно ли было какими угодно «происками» поднять рабочих на забастовку или демонстрацию, если бы сама жизнь не подводила их к борьбе? Ведь участникам протеста грозила беспощадная расправа. Это в «демократической» России Николай Второй стал святым, а при жизни его нарекли совсем иначе – Кровавым.

В николаевской России у царской власти не было иного способа общения с народом, кроме нагайки, пули, петли. Скажем, на разгон ничем не выдающейся демонстрации в Петербурге 4 марта 1901 года были брошены не только жандармы, но и казаки – в результате несколько демонстрантов погибли, десятки были ранены.

Допускаю, что об этой демонстрации и многих ей подобных поклонники «доброго и милостивого» Николая Кровавого не слышали. Но ведь были расправы, которые вызывали такой общественный резонанс, что любой человек, хоть в какой-то степени интересующийся историей николаевской России, не может не знать о них.

В 1903 году в Златоусте на государственном оружейном завода вспыхнула забастовка. Против рабочих были брошены войска – 69 убитых и более двухсот раненых.

События 9 января 1905 года в Петербурге. Хозяева предприятий так притесняли рабочих, что те не смогли больше терпеть. «Собрание русских фабричных рабочих» (созданное в развитие замысла начальника Московского охранного отделения Зубатова взять рабочее движение под контроль власти) сделало всё, чтобы направить эту акцию в русло полной лояльности к монарху. Готовясь к шествию, рабочие не стали и слушать, как их ныне бы квалифицировали, «экстремистов», которые хотели придать выступлению антимонархический характер. Они шли к царю с абсолютно верноподданнической петицией: «Государь! Мы, рабочие Петербурга, наши жёны, дети и беспомощные старики-родители, пришли к тебе, государь, искать правды и защиты…». И, кто знает, как развивались бы события в дальнейшем, если бы царь принял представителей шествия и выразил ни к чему не обязывающую озабоченность нищетой и бесправием трудящихся… Но, как однозначно свидетельствует всё правления Николая Кровавого, царь был органически не способен на диалог. Так и теперь: он не пожелал встретиться с представителями лояльных монархии рабочих и, уехал из Петербурга. А войска, которыми командовал его дядя, великий князь Владимир (между прочим, президент Академии художеств – это к теме высокой культуры и тонкой натуры членов царской фамилии, которую так любят развивать в нынешних прорежимных СМИ) встретили мирное шествие огнём на поражение. Более тысячи человек были убиты, вдвое больше ранены.

Восстание на крейсере «Очаков» было подавлено с жестокостью, намного превышающей необходимую меру. Куприн в очерке «События в Севастополе» писал: «… по катеру с ранеными стреляли картечью… бросившихся вплавь расстреливали пулемётами… людей, выкарабкавшихся на берег, солдаты приканчивали штыками».

Столь почитаемый нынешними правителями России Столыпин вошёл в историю не только Столыпинской реформой, но и Столыпинской реакцией, когда власть пустила в ход самые свирепые средства, начиная от виселиц («столыпинский галстук») для тех, кто борется с ней, до массовой порки крестьян, проявивших хоть какое-то недовольство.

Весной 1912 года после уменьшения зарплаты и повышения цен на продукты забастовали рабочие приисков акционерного общества «Ленское золотопромышленное товарищество». Безоружных рабочих, направлявшихся на переговоры, встретили огнём войска: 277 убитых, 250 раненых…

И после этого говорить о том, что «добрый и милостивый» Николай Святой «никогда никого не оскорблял»?!

Да, кончено, можно сослаться на то, что не царь отдавал непосредственные приказы на открытие огня. Но были ли хоть раз наказаны те, кто принимал эти решения? Напротив, ротмистр Трещенко, командовавший Ленским расстрелом, был награждён. А когда общественность – даже очень далёкая от большевиков – возмутилась зверским убийством сотен безоружных рабочих на Ленских приисках, министр Макаров с думской трибуны цинично заявил: «Так было, так будет».

Именно за время его царствования Россия стала великой державой, сильной, могущественной, - утверждают почитатели Николая Второго. Интересно, как они соотносят образ великой державы с постыдным для руководства страны поражением в Русско-Японской войне? В ней русская армия не выиграла ни одного крупного сражения, а в мае 1905 года последовал страшный разгром в морской битве в Цусимском проливе, когда русские корабли, несмотря на героизм их экипажей, ничего не могли противопоставить противнику: они уступали японским как в скорости хода, так и в дальности стрельбы, и японцы фактически их просто расстреливали. На многие годы слово «Цусима» приобрело нарицательное значение – стало символом государственного позора (к примеру, «спортивной Цусимой» назвали выступление российской команды на Олимпиаде 1912 года, на которой она смогла завоевать только пять медалей).

Ленин тогда написал, что Цусима знаменовала «полный военный крах самодержавия». С позиции времени с такой оценкой итогов Русско-Японской войны согласился и непримиримый враг большевиков С.Ю. Витте. В воспоминаниях он констатировал: «Не Россию разбили японцы, не русскую армию, а наши порядки».

Ещё одно красноречивое сопоставление. Во всей Русско-Японской войне 1904-1905 годов численность японских войск в Манчжурии, по данным «Истории военного искусства», была менее миллиона. К началу Советско-Японской войны 1945 года численность Квантунской армии превысила 1 миллион 300 тысяч человек. Поскольку советское руководство заранее уведомило Японию о разрыве договора о ненападении, она была приведена в состояние полной боевой готовности. Зарубежные военные специалисты были уверены, что Красная Армия будет воевать с ней не менее года. А она разгромила японцев за 22 дня!

О полной «профнепригодности» последнего российского императора свидетельствует не только поражение в Русско-Японской войне, но и то, что руководство страны не извлекло из него уроков. И к Первой мировой войне Россия вновь была не готова. Выше я уже приводил соотношение производства вооружений в России и четырёх других основных воюющих державах. Именно это отставание и предопределило неудачи Русской армии.

Правда, и в царские времена, и в «демократические» после Февральской революции, и в нынешние усиленно насаждается версия, будто военные неудачи были обусловлены разлагающей большевистской пропагандой. Так, именно эта причина была выдвинута буржуазной прессой как объяснение прорыва немцев на участке 6-й гренадёрской дивизии. Однако вывод специальной комиссии под руководством генералов Гоштофта и Гаврилова был совсем иным: «Дивизия была сметена неприятельским артиллерийским огнём более 200 орудий, имея при себе только 16». Замечу, что при немецком прорыве у Горлицы, предопределившим отступление Русской армии в 1915 году, немцы имели превосходство в лёгких орудиях более чем в три раза, а в тяжёлых – почти в 40 (!) раз.

Возникали и проблемы со снарядами. Причём, не только из-за отставания российской промышленности, но и из-за той, говоря словами М.Е. Салтыкова-Щедрина, «неутолимой алчности глотать, глотать и глотать», которая была характерна для «эффективных собственников» и в те времена. К примеру, они заламывали такую цену за снаряды, что начальник Главного артиллерийского управления генерал А.А. Маниковский назвал подобную коммерцию «явным грабежом казны» (надо ли удивляться, что когда началась Гражданская война, Алексей Алексеевич предпочёл стать на сторону тех, кто сражался против реставрации подобных порядков).

В результате всего этого, доходило до таких позорных – не только для великой державы, но просто для уважающей себя страны – «бартерных сделок», как оплата поставок вооружения союзниками живой силой (так, царская власть передала Франции четыре бригады – и это в 1916 году, когда Брусилов тщетно пытался добиться от Верховного командования, которое возглавлял царь, резервов, категорически необходимых ему для развития наступления).

Всё то, о чём сказано выше, делает понятным, почему царь в конце концов «остался совершенно один». Даже у монархистов возникло его неприятие – они небезосновательно видели в его действиях угрозу самому российскому самодержавию. К примеру, религиозный философ С.Н. Булгаков, который писал, что воспринял падение монархии «как гибель того, что было для меня самым дорогим», тем не менее, констатировал: «Могло показаться, что революцию сделали революционеры… К несчастью, революция была совершена помимо всяких революционеров самим царём, который влёкся неудержимой злой силой к самоубийству самодержавия, влёкся через все бесчисленные зигзаги своей политики и последний маразм войны».

Характерные черты манеры правления Николая Второго максимально проявились в ситуации, когда к началу 1917 года авторитет власти упал до нуля.

Глава Государственной Думы монархист Родзянко «со страшной болью», по его собственным словам, телеграфировал командующему Северным фронтом генералу Рузскому: «Ненависть к династии достигла крайних пределов». В январе-феврале 1917 года забастовки с требованием «Долой царя!» вспыхивали одна за другой.

Родзянко умолял императора пойти «на безотлагательное признание лица, которому может верить вся страна и которому будет поручено составить правительство, пользующееся доверием населения». А что же царь? Он словно живёт на другой планете. Казалось, Родзянко сумел уговорить его создать «ответственное министерство». Николай решил объявить свою волю 22 февраля (здесь и далее по старому стилю). Но вечером 21-го заявил, что передумал и уехал в Могилёв, в ставку. Родзянко продолжал настаивать. Царь пишет супруге: «Родзянко мне написал разный вздор, на который я не буду отвечать».

Императрица рекомендует мужу принять жёсткие меры: «Будь твёрд, покажи властную руку – вот, что надо русским. Дай им почувствовать твой кулак». Что-то, а такое Николай Кровавый всегда был готов предпринять. 25 февраля царь послал телеграмму командующему Петроградским военным округом генералу Хабалову: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки».

Потом, на допросе, Хабалов сказал: «Когда бунтовщики требовали хлеба, то дали хлеба, и кончено. Но когда на флагах надписи «Долой самодержавие и войну!», - какой же хлеб тут успокоит. Но, что делать, царь велит, стрелять надо». И стреляли. Были убиты около трёхсот человек и около полутора тысяч ранены. Но несколько сот штыков сколоченного Хабаловым карательного отряда, во главе которого был поставлен полковник Кутепов, к тому моменту были, по сути, единственной опорой царизма.

О том, до какой степени режим Николая Второго утратил поддержку в обществе, свидетельствует то, что отречения императора требовали отнюдь не только рабочие, интеллигенция, солдаты и младшие офицеры. С аналогичным требованием выступили командующие Юго-Западным и Румынским фронтами генералы Брусилов и Сахаров. Поддержал их и наместник Кавказа, дядя царя, великий князь Николай.

Вполне объективную оценку Февральской революции дал противник большевиков, высланный ими из страны в начале 20-х годов, религиозный философ Николай Бердяев. Размышляя два десятилетия спустя о событиях 1917 года, он пришёл к выводу: «Ко времени революции старый режим совершенно разложился, исчерпался и выдохся. Война докончила процесс разложения… Монархия в России пала, её никто не защищал, она не имела сторонников».

2 марта царь отрёкся от престола. Заметим, что последовавший вскоре приказ на арест царя отдали не «злокозненные большевики», а Временное правительство и Петросовет, где большинство в то время было за эсерами и меньшевиками, а непосредственно совершил арест комиссар Петросовета, сын генерала Масловского.

Представители РПЦ, которые с возмущением клеймят позором тех, кто «предал» в 1917-м императора, вероятно, просто по забывчивости, не упоминают, что с готовностью отреклась от Николая Второго и Церковь. Уже 8 марта Священный синод отменил обязательное упоминание во время церковных служб имени помазанника Божьего и постановил «возносить моления о благоверном Временном правительстве».

Впрочем, Церковь можно понять: выступив против свержения царя, она рисковала бы остаться без прихожан. Ведь падение Николая Кровавого приветствовала вся Россия. Народ. Левые силы. Крупные буржуазные партии. Большая часть офицерства. Объединённый комитет дворянских собраний. Даже некоторые члены царской семьи демонстративно дистанцировались от монарха. Вспоминают, что великий князь Кирилл Владимирович, например, появлялся на людях с красным бантом на мундире.

Неизбежно возникает вопрос. Большинство из тех, кто организует и направляет эту кампанию по возвеличиванию Николая Кровавого, приданию ему ореола святости, учились в советское время. Они не могут не знать того, о чём говорится в этой статье. Тем не менее, стараются сделать вид, что не знают. Почему?

На мой взгляд, чтобы получить ответ, нужно сопоставить то, как власти николаевской России развивали экономику страны, как они заботились об интересах простого народа, на какие приоритеты ориентировались, проводя свой курс, - и то, как всё это делают власти «демократической» России. Очевидно, что в главном совпадение почти полное, даже детали перекликаются – вплоть до пресловутого медведевского «Денег нет!» как повод отказаться от социальных обязательств.

И стремясь возвеличить такого царя, современные правители и их пропагандистская прислуга пытаются морально реабилитировать нынешний режим.

Виктор ВАСИЛЕНКО,

Белгород