Виктор ВАСИЛЕНКО О ПРИЧИНАХ ГИБЕЛИ
СОВЕТСКОГО СОЦИАЛИЗМА
НЕ ВЫДЕРЖАЛИ “ИСПЫТАНИЯ СЫТОСТЬЮ”

Потеря ориентиров движения к коммунизму

Ошибкой было не то, что Хрущёв выдвинул задачу построения коммунистического общества в СССР, а то, что при этом руководитель партии и правительства исказил важнейшие марксистские принципы движения к коммунизму.

Порочен был уже сам лозунг, провозглашённый Хрущёвым: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». В такой интерпретации он имел потребительские характер: не созидать коммунизм, а жить при коммунизме. Коммунизм воспринимался тут как нечто вроде новой квартиры – кто-то её построит, а потом тебе выдадут «ордер на вселение».  Неслучайно в годы «перестройки» весьма эффективным оказалось обвинение со стороны новоявленных антикоммунистов: партия, мол, обманула народ – обещала, что он будет жить при коммунизме и не выполнила обещанного. Но кто же должен был  коммунизм строить?! Напомню, что Ленин ставил вопрос принципиально иначе. Выступая перед делегатами третьего съезда РКСМ, Владимир Ильич сказал, что нынешнее поколение «должно знать, что вся задача его жизни есть строительство этого [коммунистического] общества».

Была допущена принципиальная ошибка и в определении основных целей на пути коммунистического строительства. Маркс писал: «…когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидуумов вырастут и производительные силы… лишь тогда общество сможет написать на своём знамени: “Каждый по способностям, каждому по потребностям”».

Хрущёв же в докладе ХХ съезду КПСС в своих рассуждениях о коммунизме всё перевернул: «Это будет такой общественный строй, где все источники общественного богатства польются полным потоком, где каждый человек будет с воодушевлением работать по своим способностям и получать за свой труд по потребностям. НА ЭТОЙ ОСНОВЕ (выделено мной – В.В.) будут созданы необходимые условия для всестороннего развития личности». Таким образом, всесторонне развитие личности из необходимого условия построения коммунизма переносилось в «светлое завтра», когда все источники богатства польются полным потоком. Совершенно очевидно, что без духовного развития человека, без укоренения в его сознании  гуманистической идеологии труд никогда не сможет стать для него первой потребностью жизни. И, соответственно, надеяться на то, что он станет бескорыстно трудиться «по способностям» не приходится. А  в интерпретации Хрущёва определяющей задачей построения коммунизма  фактически провозглашалось достижение коммунистического принципа распределения.

Между тем, Маркс прямо предостерегал: «Было бы вообще ошибкой видеть существо дела в распределении и ставить на нём главное ударение». Как уже отмечалось выше, коммунистическое общество даёт безграничный простор вовсе не потреблению, а совершенствованию личности и творческому труду на общее благо. Уровень материального потребления в нём будет достаточно скромным, поскольку духовно развитому человеку просто неинтересно тратить на него время сверх необходимого.

Показательна трактовка Хрущёвым коммунистического труда: «Движение за коммунистический труд – подлинная школа трудового героизма». Но если труд действительно коммунистический – ставший внутренней потребностью человека, то при чём тут героизм? Героической можно назвать работу в экстремальных условиях, когда человек идёт на тяжёлые жертвы ради общего блага (так, например, строили Комсомольск-на-Амуре). Это вполне можно назвать школой коммунистического труда, но не наоборот. Движение за коммунистический труд по идее должно подразумевать добросовестное, неформальное и бескорыстное (т.е. без дополнительной оплаты за высокие показатели) отношение к своему будничному делу. Человеку с коммунистическим сознанием такой труд сам по себе давал бы моральное удовлетворение.

Вообще, в послесталинский период партийные работники, говоря о коммунистическом труде, как правило, акцентировали внимание на повышении производительности, а не на повышении его духовного наполнения. Хотя с точки зрения коммунистического учения первое должно достигаться в значительной степени за счёт второго.

Не соответствовал движению к коммунизму и броский, но не конкретный лозунг «Догнать и перегнать Америку!». Очень многие восприняли его как призыв к погоне за американским уровнем материального потребления. Но ведь она не приближала общество к коммунизму, а удаляла от него. В американской системе потребление – одна из определяющих ценностей; соответственно, стремление к росту потребления – один из важнейших стимулов. А гонка за материальными благами губительно сказывается на духовно мире человека. Она способствует возникновению потребительского отношения к жизни, пробуждает «дух собственности». И потому формирование у людей пренебрежения погоней за матблагами – одна из важнейших задач коммунистического воспитания. Ещё де Мабли предупреждал: «Дайте исчезнуть этой простоте потребностей и нравов, и я ручаюсь, что предписания, сделанные для того, чтобы заменить её [жадность], не будут иметь никакого успеха».

И всё это были не просто ошибки в терминах и лозунгах, а ошибки в выборе генеральных ориентиров развития общества. Экономическое развитие, по сути, сделалось самоцелью. Правда, и в послесталинские времена вплоть до «перестройки» руководители и идеологи КПСС декларировали приверженность курсу на формирование «нового человека», утверждение коммунистической морали и т. п. Коммунистическое воспитание провозглашалось «целью и критерием всей совокупности общественных преобразований» - в том числе и экономических. Однако чем дальше, тем больше оно из реального критерия превращалось в набор ни к чему не обязывающих лозунгов.

Взять, к примеру, подход к повышению материального благосостояния людей. Сталин не отрицал важности этой задачи, но, исходя из ориентиров коммунистического строительства, подчеркнул в «Экономических проблемах социализма в СССР», что рост материальной обеспеченности людей должен достигаться «особенно путём дальнейшего снижения цен на предметы массового потребления». И это были не абстрактные теоретизирования, а реальный курс.

С 1946 по 1953 годы было проведено несколько существенных снижений цен на основные товары народного потребления, в частности, продукты. Скажем, на хлеб ржаной цены за этот отрезок времени снизились с 3, 20 руб. до 1, 20 руб. за килограмм; хлеб пшеничный – с 3, 60 руб. до 1, 30; мясо говяжье – с 32 руб. до 13, 45; масло сливочное – с 68 руб. до 30, 95;  колбасу докторскую – с 38 руб. до 15, 95 и т. д.  

В «перестроечное» время такой курс Сталина был названии грубым попранием законов товарно-денежных отношений, насилием над «нормальным» (то бишь рыночным) ценообразованием. Подобное обвинение абсолютно некорректно, поскольку предлагает подходить к экономике социализма коммунистического типа с мерками капитализма.

Беспристрастно оценивая, надо признать, что ценовая политика руководства Советского Союза в тот период соответствовала ориентирам продвижения общества к коммунизму. Причём, что бы ни говорили «новомышленцы», объективные данные свидетельствуют, что в первое послевоенное десятилетие советская экономика динамично развивалась. В 1955 году уровень промышленного производства превысил довоенный в 3,2 раза.

 Предложенный Сталиным курс в последующие годы упрекали – особенно «перестроечники» - в том, что он вёл к «уравниловке»: мол, добросовестный работник при этом имел те же блага, что и разгильдяй. В этом есть определённый резон. Высочайшая степень социальной защищённости людей, достигаемая при сталинском курсе, в какой-то мере и впрямь облегчала жизнь лодырям. Но почему это положение надо было исправлять (как утверждали «новомышленцы») за счёт материального стимулирования хорошего труда – нормального в обществе, где, как сказал французский писатель Ромен Роллан о Советском Союзе 30-х годов, «рабочий чувствует себя хозяином, а не эксплуатируемым, где он работает не на обогащение чуждого ему класса, а для всего общества»? Очевидно, что куда целесообразней было идти по пути борьбы с лодырями. Причём, не только, а, возможно, и не столько административными мерами, сколько моральными.

В послесталинский период курс в этой области был изменён радикально. В энциклопедической статье о пятилетних планах отмечено снижение цен на товары массового потребления в Четвёртой пятилетке (1946-1950 гг.), в Пятой (1951-1955 гг.), а в разделе о хрущёвской Шестой пятилетке (1956-1960 гг.) о снижении цен – ни слова, только об увеличении «реальной заработной платы».

И в последующие годы в решении задачи повышения материального благосостояния народа акцент был на росте заработков. Если в 1946 году зарплату в 200-300 рублей (в пересчёте на деньги 61-го) имели 0,7% рабочих и служащих, а 300-400 рублей – 0,3%, то в 1968 году – соответственно 4,4% и 1,1%, а в 1976 году – 12,7% и 2,4%. При этом рост зарплат не был одинаков для всех. Если в 1946 году уровень зарплат 10% наиболее высокооплачиваемых рабочих и служащих был выше уровня зарплат 10% рабочих и служащих с наиболее низкой оплатой примерно в 1,5 раза, то в 1976 – уже в 3,35 раза.

Стимулирование труда ростом заработков никак не способствовало решению одной из важнейших задач коммунистического воспитания – «обретению устремлённости к созиданию и творчеству безотносительно к любым выгодам и наградам». Напротив, это в полном соответствии с предупреждением Маркса приводило к тому, что люди начинали «рабски трудиться на службе у алчности».

Затем, если предложенный Сталиным путь повышения материальной обеспеченности народа минимизировал возможность распространения гонки за матблагами, то курс на рост заработков создавал для этого благоприятные условия.

И ещё одно. Писатель Всеволод Кочетов в своих записях военных лет привёл слова секретаря одного из райкомов ВКП (б) Ленинградской области: «Мудрость нашей партии в том, что труд в нашей стране она сумела превратить в дело чести, доблести и геройства… Это сильные, могучие стимулы. Ни в одной стране мира этого нет и быть не может, пока там капитализм… Успехи мирового значения будут сопутствовать нам всегда, покуда труд остаётся в сознании людей делом их чести, доблести и геройства». А стимулирование труда ростом оплаты вело к тому, что труд из «дела чести, доблести и геройства» вновь превращался в средство зарабатывания денег. Естественно, труд  при этом терял свою «человеческую функцию». Последствия такой трансформации стали очевидны к концу 70-х годов.