Миф о «кровожадности» Сталина

Демпропаганда, спекулируя на «сталинских репрессиях», зачастую пытается представить дело так, будто Сталин был крайне – чуть ли не патологически – жестоким человеком, и эта его склонность и воплотилась в масштабных репрессиях. Однако многие объективные данные опровергают это утверждение. Вот лишь несколько широко известных фактов.

ВЗЯТЬ, к примеру, борьбу с внутрипартийной оппозицией, прежде всего троцкистами. Прежде всего, надо иметь в виду, что между Сталиным и Троцким была борьба не просто за власть, это крайняя примитивизация вопроса; борьба велась, прежде всего, за выбор направления развития страны.

Сталин, развивая идею Ленина («Из России нэповской будет Россия социалистическая»), отстаивал необходимость вести строительство социализма в СССР, не дожидаясь победы революции в развитых капиталистических государствах.

А Троцкий, уже в 1922 году, когда стало очевидно, что на мировую революцию в ближайшей перспективе надеяться не приходится, упорно убеждал, что «подлинный подъём социалистического хозяйства в России станет возможным только после победы пролетариата в важнейших странах Европы». Позже Троцкий объявил идею построения социализма в одной стране «теоретическим оправданием национальной ограниченности». И трудно не согласиться со Сталиным, что подобная позиция лишала партию, рабочий класс и всю страну ориентиров развития: «Мы не можем двигаться вперёд, не зная, куда надо двигаться».

В середине 20­х годов троцкистская оппозиция выбросила флаг борьбы за демократизацию партии, за отмену резолюции Х съезда, запрещающей фракционную деятельность. Но, во­первых, подобная «демократизация» в условиях того времени, когда снова и снова решался вопрос: быть или не быть Советской стране, объективно играла бы на руку врагам («Самый страшный враг для Советской власти теперь есть тот, который подползает к ней незаметно, охватывает её своими щупальцами со всех сторон и ликвидирует её раньше, чем она замечает, что ликвидирована. Именно эту роль, неизбежную и нужную в подготовительный период, из которого мы ещё не вышли, играет советская оппозиция», – писала эмигрантская газета «Последние новости»).

А с другой стороны, «борец за демократию» Троцкий в пору руководства ЦК профсоюзов транспортных рабочих сам был склонен к проявлению диктаторских замашек. Он заявлял, что «противопоставление военных методов (приказ, кара) профессиональным методам (разъяснение, пропаганда, самодеятельность)» – это «проявление каутскиански­меньшевистски­эсеровских предрассудков».

Так что, судя по всему, троцкисты возлюбили демократию главным образом потому, что терпели поражение за поражением в идеологической борьбе со Сталиным.

Подчеркну: поначалу с ними велась именно идеологическая борьба. На XIII съезде РКП(б) Сталин вполне миролюбиво предложил: «Если не будете настаивать, товарищи из оппозиции, на этом мелкобуржуазном уклоне, на этих небольших ошибках, – всё будет исправлено и работа партии пойдёт вперёд». Однако «товарищи из оппозиции» настаивали, и осенью того же 1924 года Сталин уже поставил задачу: «Похоронить троцкизм как идейное течение». Но при этом он подчеркнул: «Что касается репрессий, то я решительно против них. Нам нужны теперь не репрессии, а развёрнутая идейная борьба».

Ведя полемику с оппозицией, Сталин нередко был резок до грубости: «разорялся», произносил «комические вопли», рассуждал, «не с ума ли они сошли?» и т. п. Однако он по­прежнему высказывался против крутых мер: «Я решительно против вышибательской политики в отношении всех инакомыслящих товарищей».

Нужно учесть, что идейная борьба велась не келейно, в ней участвовала практически вся партия. В 1923 году прошла общепартийная дискуссия, и оппозиция потерпела в ней поражение. В 1927 году она вновь настаивала на дискуссии. Сталин выступил против. Тем не менее, перед XV съездом дискуссия всё же прошла во всех партийных организациях страны. Поражение оппозиции было сокрушительным: её поддержало лишь 10 тысяч членов партии.

Ещё до этой дискуссии всё громче раздавались голоса коммунистов с требованием исключить троцкистов из партии. Сталин не поддержал этих товарищей. В речи на объединённом пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 9 августа 1927 года он припомнил гоголевского Осипа, который говорил: «Верёвочка? – давайте сюда и верёвочку. И верёвочка сгодится». И резюмировал: «Мы не так богаты ресурсами и не так сильны, чтобы мы могли пренебречь верёвочкой». Позже, на XV съезде партии, Петровский язвительно заметил Сталину, что «верёвочка» оказалась гнилой.

Оппозиция, отступая на словах, продолжала уже откровенно антипартийную деятельность. Она попыталась организовать нелегальную типографию, а 7 ноября – провести фактически антисоветскую демонстрацию. На этом терпение руководства партии лопнуло, и состоявшееся в ноябре 1927 года объединённое собрание ЦК и ЦКК ВКП(б) постановило исключить Троцкого и Зиновьева из партии. А прошедший вскоре XV съезд ВКП(б) постановил исключить и всех активных деятелей троцкистско­зиновьевского блока.

После исключения из партии троцкисты не остановились и, по определению Сталина, «довершили своё превращение из подпольной антипартийной группы в подпольную антисоветскую организацию». И тогда к борьбе с ними подключилось ГПУ.

А вот показательный пример другого рода. Крайне мягкое наказание было применено к пленным власовцам. Честно скажу: сам я не могу понять такой мягкости. В разгар войны – отнюдь не по приказу Сталина, а по инициативе самих красноармейцев (об этом, в частности, писал с фронта старший брат будущего Нобелевского лауреата Жореса Алфёрова) захваченных врагов в гитлеровской форме с трёхцветной нашивкой до плена во многих случаях не доводили – ненависть бойцов к ним была огромная. В самом конце войны в плен попали десятки тысяч власовцев. Всем им по закону грозила смертная казнь (измена Родине была совершенна неоспоримой). Однако подавляющее большинство их отделалось ссылкой – на спецпоселение были отправлены 148 тысяч власовцев. Такое чрезвычайно снисходительное решение мог принять только Сталин.

Можно привести немало примеров и того, что когда судьба отдельных людей зависела лично от Сталина, он был склонен к мягким решениям. Так, Сталин «остановил» дело против внебрачного, но официально признанного сына Александра Третьего профессора и лауреата Сталинской премии С.А. Миротворцева. Сталин распорядился оставить в покое академика Губкина. Сталин, прислушавшись к заступничеству Капицы, распорядился выпустить из­под ареста Ландау, хотя участие молодого физика в деятельности подрывной группы было абсолютно доказано; высказанная генералом Головановым в разговоре со Сталиным уверенность в невиновности Туполева привела к освобождению авиаконструктора…

А вот примеры из жизни людей не знаменитых.

В 1938 году угроза со стороны ретивых чиновников нависла над учительницей сельской школы Рязанской области. Она отправила Сталину телеграмму – в ответ пришла телеграмма секретарю Сасовского райисполкома: «…Прошу немедленно вмешаться и оградить Ширинскую от каких бы то ни было насилий и сообщить в ЦК. И. Сталин».

Писатель Феликс Чуев, много встречавшийся с людьми из близкого окружения Сталина, рассказал такой эпизод: когда Сталин осматривал освобождённый Сталинград, в его машину врезался грузовик, который вела женщина. Иосиф Виссарионович успокоил расплакавшуюся виновницу происшествия и распорядился: «Вы её не трогайте. Она не виновата, виновата война».

Да, репрессии были жестокими и не всегда справедливыми, но в них проявилась жестокость времени, а не Сталина. Строительство социализма велось в условиях беспощадного противодействия со стороны враждебного капиталистического окружения. Ведущие державы Запада, даже признав Советскую власть, не оставляли намерения её свергнуть. Их спецслужбы активно вели подрывную деятельность против СССР. Смертельную угрозу представляла нацистская Германия, руководители которой открыто ставили своей целью «уничтожение марксизма». Естественно, немецкая разведка прилагала огромные усилия для формирования в СССР «пятой колонны». И то, что наша страна оказалась единственной, где её создать не удалось, лучше всех рассуждений доказывает, что НКВД занимался отнюдь не только репрессиями невинных, как это пытается представить демпропаганда. Как отвечал на вопрос о «пятой колонне» в СССР посол США в нашей стране Дэвис, она была расстреляна в 1937 году.

Способствовал распространению репрессий и субъективный фактор – английский исследователь Р. Такер назвал его «милитаризацией сознания». Это было психологическое последствие гражданской войны, которая выработала склонность к радикальным решениям. Литератор Вадим Кожинов, который в советское время был настроен по отношению к советской системе весьма критически, в интервью 1996 года утверждал, что подавляющее большинство людей отнюдь не были запуганы террором, они считали его необходимым и «верили в его правоту».

Сергей Есенин, которого, вроде бы, никто не упрекал в поощрении жесткости власти, писал:

Того, кто спас нас, больше нет

Его уж нет, а те, кто вживе,

А те, кого оставил он,

Страну в бушующем разливе

Должны заковывать в бетон.

На рассуждения «гуманистов» о том, что репрессии­де были вообще не нужны, они ничего, кроме вреда не приносят обществу, ответ дал сам Сталин на встрече с иностранными рабочими: «Разоружить революцию, не имея никаких гарантий в том, что враги революции будут разоружены, – ну разве это не глупость, разве это не преступление против рабочего класса!». Единственное, что можно к этому добавить: это преступление не только против рабочего класса, а против всей страны. Именно такое преступление совершили те, кто позволил провокаторам разоружить революцию во второй половине 80­х годов.

Другой вопрос, можно ли было вести решительную жёсткую борьбу с врагами Советской власти и социалистического строя и при этом не допустить такого числа невинных жертв репрессий? Но это тема отдельного разговора.