КАК БЫЛА СОРВАНА ПОПЫТКА СОЗДАНИЯ ЕДИНОГО АНТИСОВЕТСКОГО ФРОНТА

15 марта 1939 года Германия – уже безо всяких международных согласований – оккупировала всю Чехословакию. Общественное мнение Англии и Франции, недавно восторженно принявшее Мюнхенское соглашение, теперь было возмущено – и не только действиями Гитлера, но и бездействием своих правительств. И последние были вынуждены изобразить намерения добиваться создания системы коллективной безопасности в Европе. Но факты свидетельствуют, что в действительности «европейские демократии» стремились к иному.

Через три дня после оккупации Чехословакии Советское правительство предложило созвать международную конференцию по предотвращению дальнейшей агрессии Германии. Английский министр иностранных дел Галифакс отверг это предложение под смехотворным предлогом: «Английское правительство не могло бы сейчас найти достаточно ответственного человека для посылки на такую конференцию».

17 апреля правительство СССР выступило с предельно конкретным предложением о заключении тройственного пакта взаимопомощи между СССР, Англией и Францией и военной конвенции в подкрепление этого пакта. В своих мемуарах Черчилль так отозвался о нём: «Если бы мистер Чемберлен по получении русского предложения сказал «да, объединимся вместе все трое и сломаем Гитлеру шею» или какие­либо иные слова того же содержания, парламент это одобрил бы, Сталин это понял бы, и история могла бы принять иное течение… Вместо этого последовало долгое молчание».

Только 25 мая английский посол Сиидс вручил Советскому правительству английские предложения по пакту. Они имели принципиальное отличие: вопрос о необходимости военной конвенции был подан предельно неконкретно, что превращало пакт в очередную «декларацию о намерениях». И всё же Советское правительство решило не увязывать подписание пакта с подписанием военной конвенции. Однако на предложение, переданное советским послом в Англии Майским, приехать в Москву для подписания пакта Галифакс никакого ответа не дал.

29 июня «Правда» выступила со статьей, в которой была чётко изложена оценка советской стороной хода переговоров: «Кажется, что англичане и французы хотят не настоящего договора, приемлемого для СССР, а только лишь разговоров о договоре для того, чтобы, спекулируя на мнимой неуступчивости СССР перед общественным мнением своих стран, облегчить себе путь к сделке с агрессором».

Наконец, 22 июля британское правительство изъявило готовность начать переговоры о военной конвенции. Однако на первом же официальном заседании 12 августа, когда делегациям нужно было предъявить официальные полномочия, выяснилось, что если Советская делегация была уполномочена подписать военную конвенцию по вопросам организации военной обороны Англии, Франции и СССР против агрессии в Европе; то в полномочиях французской делегации о подписании конвенции не упоминается, а у англичан никаких официальных полномочий от правительства вообще нет!

Это повергло в шок даже Сиидса, который 13 августа телеграфировал Галифаксу: «Я был бы вам благодарен за срочное разъяснение, ставит ли правительство Его Величества развитие военных переговоров сверх ни к чему не обязывающих общих мест…».

14 августа советская делегация на совещании поставила принципиальный вопрос: «Предполагают ли генеральные штабы Великобритании и Франции, что советские сухопутные войска будут пропущены на польскую территорию для того, чтобы непосредственно соприкоснуться с противником, если он нападёт на Польшу?». 15 августа обе миссии отправили запросы по этому вопросу в Лондон и Париж. 16 августа ответа не было. И 17­го, и 18­го, и 19­го и 20­го…

Посол США в СССР Дэвис доложил в Вашингтон: «По непонятным причинам европейские демократии не хотят укрепить свои позиции, опираясь на мощь Москвы. Вместо этого Англия и Франция делают прямо противоположное, подыгрывая целям нацистов и фашистов». Такое подыгрывание вполне реально могло привести к созданию единого фронта капиталистических государств против СССР. Было категорически необходимо не допустить этого.

А теперь вернёмся на несколько месяцев назад, чтобы показать, насколько безосновательно утверждение антисоветчиков о «сговоре немецких нацистов и советских коммунистов».

20 мая посол Германии в СССР фон Шуленбург встретился с Молотовым, недавно назначенным наркомом иностранных дел вместо Литвинова, и, раздавая привлекательные для нашей страны авансы, попытался прозондировать ситуацию. Молотов принял его холодно и заявил, что история предшествующих переговоров «производит на Советское правительство впечатление несерьёзной игры со стороны Германии, имеющей, очевидно, какие­то политические цели».

28 июня Шуленбург вновь посетил Молотова и уже официально от имени правительства Германии заявил о стремлении к нормализации отношений. Советский нарком дал ни к чему не обязывающий вежливый ответ, что воспринимает это стремление «с удовлетворением».

29 июля статс­секретарь Вейцзекер телеграфировал Шуленбургу: «Если у вас будет случай вновь поговорить с Молотовым, прошу вас позондировать его в этом отношении (изменении отношений между Германией и СССР)… И если окажется, что Молотов отбросит свою прежнюю сдержанность, которую он до сих пор проявлял, то вы можете сделать дальнейший шаг вперёд».

3 августа, Когда военные миссии Англии и Великобритании только собирались в Советский Союз на переговоры о военной конвенции, Германия официально сделала Советскому Союзу предложения о радикальной перестройке отношений между странами. Десять дней советские власти не отвечали. И только 14 августа (напомним: через день после того, как выяснилось, что английская делегация приехала на переговоры безо всяких полномочий) ответственный сотрудник германского МИДа Шнурре проинформировал Шуленбурга, что его посетил советский поверенный в делах в Берлине Астахов и сообщил о готовности Советского Союза к «дискуссии по отдельным группам вопросов». В тот же день Риббентроп дал Шуленбургу директиву: посетить советского наркома и заявить, что «в целях скорейшего урегулирования германо­советских отношений он сам готов приехать в Москву».

Однако Советское правительство решило дождаться окончательного исхода военных переговоров с Англией и Францией, ­ и 15 августа Шуленбург сообщил своему шефу, что Молотов «приветствовал германские намерения по улучшению отношений с Советским Союзом», но присовокупил, что визит министра иностранных дел Германии «требует надлежащей подготовки».

16 августа Риббентроп даёт послу новую телеграмму, в которой заявляет уже о готовности заключить с СССР пакт о ненападении и настойчиво добивается своего скорейшего визита в СССР.

18 августа последовал ответ, в котором говорилось, что Советское правительство приветствует намерение Германии радикально улучшить отношения с СССР, но повторялось, что визит в Москву главы немецкого МИДа требует хорошей предварительной подготовки.

И только 21 августа, когда военные переговоры молчанием Лондона и Парижа в ответ на принципиальный вопрос, заданный советской стороной, были фактически сорваны, Советское правительство дало согласие на приезд Риббентропа в Москву 23 августа.

Немецкий министр в один день провёл целую серию официальных встреч, и пакт о ненападении был подписан.

То, что это стало выдающейся победой советской дипломатии, признавали отнюдь не только друзья СССР. Черчилль так оценил это событие: «Тот факт, что такое соглашение оказалось возможным, знаменует всю глубину провала английской политики и дипломатии… В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на Запад исходные позиции германской армии с тем, чтобы русские получили время и могли собрать силы».

А японский историк Х. Тэратани писал о договоре: «Сталин проявил себя государственным деятелем высшей квалификации… Не будь пакта о ненападении, судьба мира сложилась бы по­иному и отнюдь не в пользу СССР. Заключив договор с Германией, Советский Союз спутал карты всех своих противников. Технически это было выполнено просто ювелирно».

Пакт сорвал возможность создания единого фронта капиталистических государств против СССР. Пакт дал Советской стране так необходимое ей время для подготовки к большой войне (его всё равно не хватило, но без этих полутора лет подготовки трудно сказать, выстояла бы страна против гитлеровской агрессии). То, что вследствие пакта границы СССР удалось значительно отодвинуть на Запад, тоже имело неоценимое значение на первом этапе Великой Отечественной войны. В сущности, пакт «Молотова – Риббентропа» стал первым камнем в фундамент нашей грядущей Победы.