Кризис социализма
В. ВАСИЛЕНКО, Белгород
В последние годы от левых общественных деятелей и публицистов не раз доводилось слышать примерно следующее: в 70-е годы – первой половине 80-х никакого застоя не было, напротив, это был «золотой век» советского социализма.
Действительно, от 60-х к 80-м годам резко выросло материальное благосостояние весьма значительной части советских людей. С 1950 по 1972 годы выпуск потребительских товаров длительного пользования вырос в 16 раз. С 1966 по 1985 годы реальные доходы населения увеличились в 3,2 раза. По уровню питания Советский Союз вышел на 7 место в мире. К 1986 году 98% семей имели телевизор, 91% - холодильник, 70% - стиральную машину. 63,7% семей в РСФСР жили в отдельных квартирах, 24% - в отдельных домах. За счёт стабильно низкого уровня цен на основные продукты питания и товары первой необходимости, на проезд в общественном транспорте, чисто символических тарифов за ЖКУ, бесплатных образования, здравоохранения была достигнута чрезвычайно надёжная социальная защищённость людей, - что потом признавали и «перестройщики». Только они видели в этом порок советской системы(не было, мол, стимула для добросовестного труда), хотя это было её выдающееся достижение: подавляющее большинство людей было выведено из сферы борьбы за существование.
Однако в сложившихся к тому времени условиях в обществе, о которых говорилось в предыдущей главе, рост материального благосостояния народа оказался не столько благом, сколько злом. Он создал предпосылки для распространения погони за матблагами. Избранный способ повышения материальной обеспеченности людей стимулировал включиться в неё. И при этом всё меньше делалось для выработки во внутреннем мире людей «иммунитета» против такого соблазна. Развязывание гонки за матблагами вело к девальвации духовных ценностей и утверждению потребительской психологии – сначала у отдельных людей, но чем дальше, тем больше это явление ощущалось в масштабах всего общества.
Первая атака потребительства на гуманистическую систему ценностей, которая являлась идеологической основой нашего общества, была ещё при Хрущёве – со стороны стиляг. Сергей Кара-Мурза пишет, что «стиляжничанье» пошло от детей высокопоставленных родителей. Они ощущали свою кастовую исключительность, имели более высокую материальную обеспеченность, нежели их «рядовые» сверстники, однако в соответствии с принципами советского общества были вынуждены жить «как все». И стиляги стремились выделиться штанами, причёской и т.п. Этот «бунт» провалился – в общественном мнении, в том числе и молодёжи, ещё доминировало гуманистическое начало, и стиляги даже у сверстников вызывали не восхищение и зависть, а насмешки.
А вот новое наступление потребительства – уже не столь открытое и вызывающее – оказалось успешным. Всё большее число людей теряли приоритет духовных ценностей. Вещи сделались для многих не предметом обихода, а неким символом преуспеяния. И, соответственно, делились уже не на надёжные в обращении и быстро портящиеся, на удобные и неудобные, - а на «престижные» и непрестижные. Когда я учился в Харьковском университете (это был конец 60-х), вся наша группа смеялась над парнем, который за 12 рублей купил у африканца поношенные фирменные джинсы: столько денег выбросил ради «потрёпанной тряпки». По не прошло и десяти лет, как фирменные джинсы, и, желательно, теряющие нормальную окраску через пару недель(это свидетельствовало об их «подлинности»), сделались предметом вожделения тысяч и тысяч парней и девушек. Ради обладания ими они готовы были заплатить бешеные деньги, а не столь уж редко даже вступить в конфликт с законом. Для тех, кто постарше, предметами культового поклонения стали импортная мебель, хрусталь, дорогие сервизы и тому подобное.
Чтобы удовлетворить вожделение матблаг, люди в полном смысле начинали трудиться на службе у алчности: искали работу не по душе, а по зарплате, а очень многие(по данным академика В.Н. Кудрявцева, в 80-е годы – около 30% горожан) искали приработка на стороне.
Естественно, труд для таких людей терял свою духовную составляющую, превращаясь из жизненной потребности в то, чем был при капитализме – в средство зарабатывания денег. Наиболее сильно этим была поражена молодёжь.
В 70-е годы немалое число парней из студенческих строительных отрядов популярную песню 60-х «А я еду, а я еду за мечтами. За туманом и за запахом тайги» стали в своём кругу переиначивать: «А я еду, а я еду за деньгами, за туманами пусть едут дураки». В Белгородской области «широкую известность в узких кругах» получил такой случай: Всесоюзный комсомольский строительный отряд, приехавший в Старый Оскол на ударную комсомольскую стройку, почти в полном составе разбежался по окрестным деревням стричь овец: на этом можно было заработать больше. Журналистка молодёжной газеты, приехав в лагерь труда и отдыха старшеклассников, была шокирована увиденным: «Написанные аккуратной ребячьей рукой плакаты, выставленные в окна палат: «Живём и работаем под девизом: «Лучше маленькие три рубля, чем большое спасибо».
Но в целом молодёжная пресса не только не выступала против распространения подобного отношения к труду, но фактически пропагандировала его. В «Комсомольской правде» - тогда органе ЦК ВЛКСМ – была рассказана такая история. Рабочий-комсомолец в отпуск подрабатывал на селе комбайнёром. «Вкалывал» хорошо, за что имел и деньги и почести. Деньги брал себе, Почётные грамоты демонстративно раздавал сельским ребятишкам, чтобы те из них делали себе игрушки. Когда ему предложили возглавить комсомольско-молодёжную бригаду, предъявил ультиматум: давайте за это машину. Журналист, комментирующий этот случай, отнёсся к жизненной позиции парня вполне одобрительно: «О каком вещизме можно вести речь, если человек честно зарабатывает деньги на то, что он очень хочет приобрести. Другое дело, если бы он во имя этого шёл на обман и подлость». Но разве подобное отношение к моральному поощрению труда и вымогательство матблаг – не подлость для комсомольца?!
Другой журналист в другой молодёжной газете(уже органе обкома ВЛКСМ) примерно в то же время страстно порицал «моралистов», которые ставят на одну доску того, кто «добывает этот рубль нечестным путём и того, кто просто любит много и хорошо работать. А надо было бы различать. Честный рубль, даже очень длинный, куда реже используется во зло». Только ведь те, кто тратил своё свободное время на приработки(а именно о них шла речь и во второй статье) любили вовсе не работать – деньги они любили. И использовали «честные» рубли по тому же назначению, что другие «нечестные» - на приобретение машин, «престижных» тряпок, гарнитуров и прочих атрибутов потребительского «рая» в одной отдельно взятой квартире. Ни в первой, ни во второй статье и мысли не было о том, что ради погони за матблагами, эти люди бессмысленно транжирят главное богатство социализма – свободное время, которое открывает простор для развития личности.
По сути, в 70-80-е годы в советском обществе вместо всестороннего развития личности – необходимого условия продвижения к коммунизму, шло формирование «одномерного человека», как назвал такой тип индивидуума философ Герберт Маркузе, душа которого «находится в автомобилях, стереофонических комбайнах, домах, кухонном оборудовании».
У людей с подобной ориентацией вырабатывались соответствующие духовные запросы. И в Советском Союзе всё шире распространялась типично буржуазная по внутренней сущности массовая культура, нацеленная на потакание таким запросам. Если говорить о кино, то всё больше появлялось в прокате зарубежных коммерческих фильмов, нацеленных на извлечение прибыли за счёт апеллирования к откровенно примтивным вкусам и низменным чувствам. Стали создаваться и советские фильмы такого рода. «Говорят, дурные примеры заразительны, - возмущался в нашей беседе в 1981 году туркменский кинорежиссёр Ходжакули Нарлиев. – Наши этому дурному быстро научились. Зрителей держат на том, сколько людей убьют и каким способом. Убивают на экране не для того, чтобы заставить людей в зале задуматься над тем, насколько это противоестественно и страшно, а для того, чтобы развлечь! Художник, решившийся на такое, становится преступником перед будущими поколениями!». Увы тогда это уже был глас вопиющего в пустыне.
Если советская песня 30-50-х годов была явлением настоящего музыкального искусства, то теперь и она стремительно скатывалась к чисто потребительскому масскульту. Выдающийся композитор Валерий Гаврилин в заметках «для себя», которые были опубликованы только после его смерти, говорил о них, что они – способ подпитки душевных пороков.
Всё, о чём говорилось в этой главе даёт основания для вывода: в 70-80-е годы в Советском Союзе при сохранении коммунистических лозунгов строили уже не коммунизм и даже не «развитой социализм», а общество потребления, в котором смысл жизни и источник радостей видят не в созидании на пользу всем, не в духовном обогащении, а в приобретении матблаг, накоплении их и пользовании ими.
Такая трансформация была чревата смертельной опасностью. Писатель Всеволод Кочетов в опубликованных в 60-е годы записях военных лет вспоминает слова секретаря одного из райкомов партии Ленинградской области, звучащие теперь как очень актуальное предупреждение: «Мудрость нашей партии в том, что труд в нашей стране она сумела превратить в дело чести, доблести и геройства… Это сильные, могучие стимулы. Ни в одной стране мира этого нет и быть не может, пока там капитализм. Успехи мирового значения будут сопутствовать нам всегда, покуда труд остаётся в сознании людей делом их чести, доблести и геройства… Если кто-нибудь, когда-нибудь сумеет подменить это только личной выгодой, индивидуальной, отдельной от того, что делает у нас для человека государства, - тот поставит страну в тягчайшее положение. С приходом этой индивидуалистической выгоды уйдёт чувство коллективизма, начнёт расти, как плесень, наплевательство на большие государственные дела и проблемы».
дата: 15.09.2009 Верхний уровень
